— Не бойся. Цепь короткая, не достанет, – сказал я, мельком посмотрев на пса.
Здоровая псина стояла у собачьей будки и недобро поглядывала на нас, но нападать не спешила, так и пропустив к дому. Подойдя к крыльцу, я прислушался.
— Стой тут и не шуми, – тихо велел я Ивану.
Сбросив с плеча ношу – оружие и ремни с боезапасом, оставил горбом на спине мешок и, держа наготове «наган», скользнул в неосвещённую хату.
Когда я вышел, Иван, державший в руках карабин, испуганно дёрнулся от неожиданности, отчего пришлось перехватывать оружие за ствол, чтобы тот не ткнул им меня.
— Оружие – это не игрушки, – сказал я, но карабин забирать не стал.
— Пусто?
— Людей нет, но вот вещей… Барахольщики. Пошли, осмотрим сараи. Поглядывай вокруг, мало ли.
В конюшне были обнаружены дремлющие на соломе лошади да корова, из соседнего помещения доносилось блеяние. Пройдя к следующему строению, я обнаружил, что там был сеновал, крышка погреба и небольшой склад оружия, видимо, собранного на поле боя. В основном оружие было повреждено, из трёх десятков единиц, я не обнаружил ни одной целой. Снова огонь догорающей спички лизнул пальцы, и я махнул ею, гася. Осталось последнее строение, небольшой сарай.
Иван сторожил двор, охраняя тылы, так что действовал я один.
На двери был замок, и я понял, что мы на верном пути. Тремя ударами приклада винтовки сбив замок, я распахнул ворота, вглядываясь в темень,
что стояла внутри. Заходить было опасно, если лётчик в порядке, он может атаковать. Его состояние я не знаю, хотя Гриша сказал, что его «слегка» попинали.
— Эй, есть тут кто? – спросил я.
В ответ была тишина, но внимательно прислушавшись, я вдруг различил хриплое дыхание больного человека.
— Вот чёрт, – быстро зашёл я в сарай и зачиркал спичкой. Склонившись над бесчувственным телом парня лет двадцати двух на вид, я потрогал его лоб и, погасив почти догоревшую спичку, позвал Ивана:
— Курсант, давай сюда.
— Что случилось, товарищ старший лейтенант? – подбежал тот ко входу в сарай, пытаясь разглядеть, где мы.
— Лётчик болен, жар у него. Похоже, простыл тут. Грузим его на плащ–палатку и несём к твоей бабке. Там банька, вылечим.
— В баню ему сейчас нельзя. Жар надо сбить, – резонно ответил Иван, подходя ближе и помогая мне перевалить на плащ–палатку тяжёлое тело лётчика.
— Там разберёмся. У вас кто в медицине понимает?
— Была бабка одна, травами лечила, так её Гришка в хате запер и подпалил, сгорела она.
— За что он её так?
— Говорил, что ведьма.
— Понятно. Ну что, берём?
— Берём.
Взяв за края плащ–палатку, мы вынесли лётчика и понесли его по двору, в обход собачьей будки, на улицу. Там дальше заторопились в сторону бабки Ивана. Надеюсь, у неё найдутся средства, чтобы помочь парню. Мы вполне могли опоздать и прийти к нему на помощь слишком поздно.
* * *
Заметив, как на крыльцо вышел наш больной лётчик, поддерживаемый сбоку бабкой Глафирой, я заторопился к ним, прижимая приклад винтовки к бедру, а то ремень всё норовил скользнуть с плеча.
— Здорово, летун. Рад, что ты очнулся. А то я уже бояться начал. Три дня в сознание не приходишь, четвёртый пошёл.
Лётчик, а вернее штурман дальнебомбардировочного полка лейтенант Захаренко, как я узнал из его документов, слабо улыбнулся и с блаженной улыбкой посмотрел на солнце, что жарило сверху. Второй день, как погода нормализовалась, дороги начали высыхать, да и на улице было достаточно тепло. Вон, я в одной гимнастёрке ходил, хотя дня три назад без шинели на улицу и не выходил.
— Вроде ничего себя чувствую, товарищ старший лейтенант, но сил совсем нет. Спасибо, что освободили меня из плена.
— Да чего тут, братишка, мы оба с тобой фронтовики. Командиры Красной Армии, – весело хлопнул я его по плечу и присел рядом на ступеньку крыльца. – Неужто не слышал про фронтовое братство? Сам погибай, но товарища выручай. Взаимовыручка между родами войск является залогом победы. Ничего, оклемаешься – двинем к фронту. Пора уже, и так тут задержались, слухи могут пойти, а нам этого не надо.
— Лейтенант Захаренко, Игорь, – протянул руку штурман. – Штурман эскадрильи.
— Я в курсе, нашёл твои документы среди барахла полицаев. Потом отдам, – ответил я, пожимая ему ладонь. – Думаю, обо мне уже Глафира Ивановна рассказала. Старший лейтенант Громов, Виталий Александрович, бывший командир пулемётной роты стрелкового полка.
