Одолень-трава - страница 56

Тут профессор сделал паузу и зачем-то поглядел в окно. Что он там увидел? Или глядел-то он в окно, а видел не заоконное, а что-то совсем другое?

— Ведь даже и в те, далекие от нас, века люди не просто ели-пили, пахали и воевали, а еще и думали, мучились сомнениями и мечтали о лучшей жизни — мечтали, получается, о жизни, какой мы с вами теперь живем. Давайте попробуем их понять… Кто-то из них, наших предков, бывает нам симпатичен и заслуживает нашу любовь, а кто-то вызывает другие чувства, но что делать, ведь ни свою родню, ни тем более родителей мы не выбираем. И какие бы они ни были, мы должны относиться к ним с уважением. Помните, наш великий Пушкин уважение к прошлому считал чертой, отличающей образованность от дикости. И он же говорил, что ни за что на свете не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков…

Чем дольше слушал Дементий историка, тем больше удивлялся его умению говорить вот так просто о самых серьезных вещах. Он их не поучал, он с ними попросту, по-домашнему беседовал. Вспомнилось еще давно, то ли в седьмом, то ли в восьмом классе вычитанное: ученик не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь. Историк в отличие от первого лектора не торопился «наполнить» их знаниями. Он обращался не только к их голове, но и к сердцу, старался не только пробудить их ум, но и зажечь чувство. Не в словах, так между слов, в самой разговорной интонации словно бы постоянно слышалось: а как вы сами к этому относитесь, что вы о том-то и о том-то думаете?..

Опять как-то очень скоро прозвенел звонок. Последний звонок первого дня занятий.

Как бы в знак окончания урока профессор убрал руку с кафедры. Все встали. Но пока он легкой, слегка шаркающей походкой шел к дверям, никто не сдвинулся с места. Дементий радовался: значит, не только его задел за живое этот седой апостол отечественной истории — вон как торжественно провожают его!

Уже когда выходили из института, Маша предложила:

— Знаете, если нас раньше времени — тьфу, тьфу, тьфу! — не выгонят из института, учиться нам долго. Так что давайте на «ты». А? Или не согласны?

— Ну что вы, что вы, Маша! — с жаром воскликнул Дементий. — Очень даже согласен.

— А если согласен, то уже не «что вы», а «что ты».

Дементий с удовольствием повторил:

— Что ты, что ты, Маша!

И оба громко расхохотались.

Никогда еще Вика не ждала свою подругу Музу с таким нетерпением. И уже пора, давно пора ей прийти. Но и в дверь никто не звонил, и телефон молчал. Гулкая тишина квартиры угнетала.

Чтобы время не тянулось так тягостно, Вика пыталась заняться делом. Аккуратно переписала на карточку недельное расписание лекций, навела порядок на своем письменном столе, выгладила к завтрашнему дню юбку с кофтой. Чем бы еще заняться?

Она обвела медленным взглядом комнату и увидела в углу тахты белый, с двумя красными полосами свитер, который еще с лета вязала Вадиму и никак не могла закончить.

«Вот им и займусь. Самое подходящее».

Она устроилась поудобнее в кресле, взялась за вязание. Всего-то ничего и осталось, давно бы надо доделать.

Однако работу она нашла одним рукам. Только они были заняты. А мысли как до этого шли о Вадиме, теперь, за вязаньем, и подавно были о нем.

Сейчас, по прошествии времени, она не могла понять, почему так холодно, так отчужденно встретила Вадима в тот тяжелый для него день. Почему так строго она судила его? Почему тогда ей и в голову не пришло, что в какой-то — пусть и малой — мере во всем с ним случившемся виновата и она сама. Не езди она за теми «сдохнуть можно, какими красивыми сапожками» — посидели бы они с Вадиком у Боба, послушали Эмку и на том бы и дело кончилось. А то — и Маша об этом говорила — парень пождал-пождал тебя, хватил лишнего, хмель погнал его из квартиры на улицу…

Ну ладно, Вадим не школьник четвертого класса и сам должен понимать, что такое хорошо, что такое плохо, и сам отвечать за свои поступки. Но ведь если человек попал в беду и пришел к тебе — да еще к тебе первой, — наверное, он заслуживал сочувствия. Обыкновенного человеческого сочувствия, уж не говоря о большем. Бывает, не так легко даже близкому человеку простить какую-то большую или малую вину. Но попытаться понять человека, наверное, можно. И не только можно — нужно. А ты и понимать ничего не хотела.