Одолень-трава - страница 15

Каких бы умных и великолепных конвейеров мы ни настроили, никогда не будет придуман конвейер, с которого бы сходило человеческое счастье. Мы как-то забываем, что счастье — вещь кустарная, самодельная… Загипнотизированные успехами, которые одерживает в наш век наука и техника, мы так много и так восторженно говорим и пишем об этом, что в нашем воспаленном сознании любая новинка становится как бы синонимом человеческой радости. А так ли это?.. Допустим, что синтетическая одежка выглядит элегантней домотканой. Но надо ли так громко радоваться, когда новый гигант синтетики вступает в строй, если он при этом насмерть убивает прекрасную реку или ядовитым облаком нависает над Ясной Поляной и в ее рощах начинают гибнуть деревья? И кто возьмется сказать, что нейлоновая рубашка дает больше радости, чем живая река в зеленых берегах?!

Куда торопится, куда спешит человек?

Как-то прочитал у одного очень хорошего поэта:

Аж вон как! И критики, зачарованные виртуозной формой стиха, наперебой цитируют эти строчки в своих статьях. Критики прямо-таки визжат от восторга. А ведь чуть-чуть подумать — тот же гипноз.

Да, конечно, это разные вещи: проехать по Сибири до Сахалина в телеге, как это сделал Чехов, или пролететь в самолете. Но Чехов увидел Россию, а что видит летящий? Он увидит аэропорт, из которого улетит, да аэропорт, куда прилетит. Ну, еще по дороге — вот эти белые курчавые облака… Телега по сравнению с самолетом ведь то же, что скорость звука по сравнению со скоростью света. Однако Чехова мучило другое. Совсем другое!.. Сегодня Чехов определенно бы полетел на Сахалин самолетом. Но с той же определенностью можно утверждать, что опять-таки занимали и мучили бы его не скорости, а что-то другое.

Стихи, понятное дело, не столько земные, сколь космические: на Земле со световой скоростью, собственно, и делать нечего, она нужна в межпланетье. Но наша мука разве в том, что мы еще не достигли Марса или Венеры? Будто на Земле уже воцарился рай и в человецех благоволение… Надо ли, можно ли забывать, что ракеты, поднявшие человека в космос, были сделаны сначала для других целей! Не в этом ли наша главная «мука»?!

Куда же торопится, куда спешит человек?

Наверное, спешит жить, торопится изведать жизнь и на взгляд, и на вкус, и на ощупь — ведь это страшно интересная штука, жизнь. Нынешние скорости помогают ему в этом, и вряд ли резонно хвататься за тормоза. Но в то же время все блага, которые дает человеку современная цивилизация, и высокие скорости в том числе, мерить, наверное, надо бы не только скоростями как таковыми, но и все той же мерой человеческого счастья… Правда, в этом случае перед ЦСУ встала бы нелегкая задача: как, в каком эквиваленте переводить, скажем, метры синтетических тканей или скорость нашего ТУ в хорошее настроение, в смех или радость…

Николай Сергеевич попытался представить свою племянницу, как раз работавшую в ЦСУ, за электронной машиной, которая переводит метры в улыбки, и сам улыбнулся. Но в то же самое мгновение улыбка сошла с его лица.

Что с Вадимом? Что с Вадимом?

Он и придумал этот длинный разговор с самим собой, чтобы хоть как-то отвлечься от тревожного, гвоздем сидевшего в его голове вопроса: что с сыном?

Самолет несет его над облаками чуть ли не со скоростью звука. Но он несет его навстречу несчастью.

За что арестован? Почему арестован? Оплошность? Недоразумение? А может… об этом и подумать страшно… но все же, может, никакой ошибки, а за дело? Но за какое дело?.. И если за дело — значит, он плохо знает своего сына.

А и в самом деле, если разобраться, знает ли он Вадима? Да, он хорошо знает его характер (эх, если бы был у него характер!), его способности и склонности, его вкусы и привычки. Это так. Но знает ли он, чем живет Вадим, о чем думает и как думает? До поры до времени он и это знал: человек не только в пять, но и в десять лет еще не умеет скрывать своих мыслей, все, о чем подумалось, он тут же тебе и выскажет. А все ли говорит ему Вадим сейчас? Нет. Чем старше становился сын, тем все больше как бы отдалялся и замыкался в себе. Иной раз и надо бы — видно, что надо — поговорить, но какие-нибудь важные и срочные дела обязательно подвернутся. А потом, глядишь, в очередную командировку уехал на неделю, а то и на две. Один раз оставил парня наедине со своими мыслями, другой. А в третий раз он уже и сам не захочет с тобой чем-нибудь сокровенным поделиться…