Воротник пижамы мешал, поэтому я второй рукой отодвинул его от шеи хозяина. Я обратил внимание, что ему нравится шелковая одежда в полоску. Сейчас пижама была в черную и золотистую полоску.
Роман сдерживал голос на низкой ноте. Хриплый шепот. А может быть, он не в состоянии был говорить громче?
— Скотти, Скотти.
Я наклонился к нему, чтобы лучше слышать.
— Что такое? — спросил нарочито вежливо.
— Я дам тебе сто тысяч долларов. Получишь в банке, здесь, в городе. Чек на предъявителя. Позволь дойти до стола… выписать чек. Только до стола, Скотти… в другом конце комнаты. Или сам принеси сюда книжечку и ручку, выпишу его здесь. Я подниму руки вверх, к изголовью кровати. Не буду двигаться, пока ты не возьмешь что нужно.
Я молчал.
— Сто пятьдесят тысяч, Скотти. Все, что я имею на текущем счете.
— Желаю, чтобы ты вернул мне Еву.
Его пальцы дотронулись до меня.
— Двести тысяч… Двести тысяч… Достаточно? Нет? На текущем счету в Чикаго… Четверть миллиона долларов.
— Убери лапы! Ты наскучил. Я хочу Еву. Ты слышишь? Хочу Еву.
Роман в отчаянии вертел головой на подушке из стороны в сторону.
— Скотти, все, что я имею. В Нью-Йорке, в Филли. На моих текущих счетах… В сейфах. Все. Ты станешь властелином мира. Позволь мне только уйти отсюда. В чем есть. Оставь мне… жизнь.
— Еву. Я хочу ее. Пусть она еще поговорит со мной. Я хочу видеть ее живой, чтобы она двигалась, чтобы она снова улыбалась мне.
— Все, все… только оставь мне жизнь.
— Но я не хочу все. Мне ничего не надо. Мое желание более простое. Ведь это так утомительно — собирать четверть миллиона долларов. Всю жизнь. И потом вдруг все отдать за один раз… Нет, нет, это очень трудно. Я же хочу лишь Еву. Тебе нужно всего-то: вернуть ее мне. Должно быть, это несложно для такого типа, как ты, который хорошо знает, какую нитку потянуть в нужный момент!
— Я не могу, Скотти, — лепетал он.
Наш «задушевный» разговор подошел к заключительной точке. Я это понял, хотя ясного решения еще не было.
— Ты просишь у меня единственную вещь, которую не в состоянии сделать. Почему не возьмешь что-нибудь другое?
— Зачем же ты ломал вещь, если не можешь вернуть ее в первоначальное состояние?
И я с силой надавил ему на горло.
Не слышно было ничего, кроме шелеста простыней. Роман бился подомной, как будто ему неудобно в постели.
В эти несколько секунд ум мой был ясный. Я даже мог рассуждать. Помню, подумал: «Сколько нужно времени, чтобы человек умер? Нет, это никогда не кончится. Неужели он никогда не умрет? Умрешь же ты, наконец? Умри! Умри!»
С каждым «Умри!» я с новой энергией усиливал сжатие. Кровать скрипела, будто плакала.
Я видел тень от моей головы, спроецированную на стене. Она дрожала, опускалась, исчезала, потом вновь появлялась и тряслась. Из этой игры теней невозможно было определить, что я делаю. Можно сказать, что это голова человека, который занимается трудным, но безобидным делом: например, закрывает чемодан, доверху набитый вещами.
Потом вдруг тень поблекла, сдвинулась в сторону и спроецировалась на стене немного дальше, как если бы появился новый источник света, превосходящий предыдущий. На том месте появилась тень не головы, а всего человека. Тень отчетливая. Я замер, когда понял, чья она.
— Я иду, Эд… Сейчас я его прибью!
Вот и затрещал хвост гремучей змеи. Вот они, ядовитые зубы.
Я развернулся вместе со своей жертвой, прикрылся телом Романа, как щитом, и потащил его за собой к краю, пока оба не скатились на коврик у кровати. Выстрел прозвучал в тот момент, когда мы начали падать. Я едва услышал его в суматохе. Это был не более чем глухой звук.
В начале этого процесса он находился подо мной, в конце, наоборот, оказался сверху. Я продолжал сжимать руками его горло, не ослабляя хватку даже когда падал. Роман повалился на меня всем своим пузатым, коренастым телом, и мы оба затихли.
Боли я не чувствовал нигде, поэтому сделал вывод, что Джордан промахнулся. Но он-то не знал этого, а значит, обязательно подойдет посмотреть.
Теперь я был уверен, что Роман убит. Он больше не двигался. Его грудь лежала на моей, и я слышал, как стучит только мое сердце. Если бы он был жив, я бы слышал удары его сердца после такой борьбы. Все ясно, Роман мертв. Хорошо. Именно этого я и хотел.
