Оставшиеся два кинжала из этой серии представляли обезьянку, закрывающую рот, и обезьянку, затыкающую уши. Последний был именно тот, который покупал я и который был завернут в зеленую бумагу. Именно его я положил в свой внутренний карман.
— Видите? — Китаец выглядел жизнерадостно.
— Ну что? — спросил меня Акоста.
Я отреагировал бурно.
— Ты лгун! Не знаю, почему, но ты сыграл со мной злую шутку. А ну говори, как это сделал…
— Я ничего не сделал, — запротестовал Тио Чин жалобным голосом. — Я только показал это.
— Да, ну так я тебе сделаю кое-что! Получишь сейчас пинок в живот!
Но я тщетно поднял ногу, агенты потянули меня назад.
— Успокойтесь, — пробормотал Акоста и ударил меня тыльной стороной ладони.
Но я даже не обратил на это внимания. Все мое возмущение сконцентрировалось на борове-китайце.
— Ты же слышал, когда я спросил мнение девушки, с которой приходил. Ты даже показал ей кинжалы, чтобы она сделала выбор! Ты прекрасно слышал, какой нож она сказала тебе завернуть! Ты помнишь кинжал, выбранный мной, тот, который я дал тебе в руки, чтобы ты его завернул! Должно быть, ты проделал фокус, когда повернулся ко мне спиной и подошел к прилавку…
— Я оставил вам остальные ножи после выбора, — залопотал Тио Чин. — Взял только один. Может, вы трогать ножи, я их не трогать…
Так оно и было, китаец оставил два кинжала на столе. И отвернулся от меня на минутку. И это было, конечно, не в мою пользу. Акоста, полицейские и без того уже полностью подозревали меня. Подумать только!
Акоста сухо сказал:
— Какой смысл затягивать эту историю? Никто другой, кроме вас, не покупал этот нож. А тот, который, по вашим словам, вы купили, оказывается, находится здесь. Идемте. Мы и так были слишком терпеливы с вами. Дали возможность оправдаться только потому, что вы иностранец. Вы уже должны быть за решеткой!
— Вы мне никакого одолжения не сделали, — глухо произнес я.
Акоста задержался, чтобы обратиться с несколькими вопросами к Чину.
— Скажите, как вели себя они, когда пришли сюда?
— Обычно. Никакого отличия. Сеньора идти кругом, трогать кое-что. Сеньор стоять, двигаться мало.
— Он попросил показать нож или вы первый предложили?
— Он спросил кимоно для госпожи. Я показать, они смотреть. Потом госпожа идти туда, в угол, трогать всякие штучки.
— А потом?
Кажется, Акоста заинтересовался. Я чувствовал, как внутри меня накапливается раздражение, готовое выплеснуться, если Тио Чин начнет лгать.
— Потом господин говорит: «У вас есть что-нибудь, что могло бы служить как нож для разрезания бумаги?» Он сказал тихо.
Я говорил тихо, потому что толстяк стоял прямо передо мной. Незачем кричать, когда собеседник рядом.
— А дальше?
— Я принес серию, показать ему. Господин взять кинжал, попробовать, хорошее ли у него лезвие.
Акоста навострил уши!
— Он идти к госпожа. Она находить хороший нож.
Китаец сделал вид, что у него в руке нож. Он сделал вид, что Акоста — Ева. Отвел назад руку и направил воображаемый кинжал в сердце Акосты.
— Он остановить едва-едва вовремя, прежде чем кинжал коснуться ее. Он говорить: «Вот что ты заслужила».
— А госпожа?
— Она закрыть глаза. Сказать что-то по-английски. Не могу понять. Не понимать слишком хорошо английский.
— Она казалась испуганной?
— Может быть, испугана… Не знать.
В действительности Ева сказала мне тогда: «От тебя — с радостью».
Китаец, воспроизводя эпизод, убрал из него шутливый тон. Он повторил голый текст, изменив значение. Лавочник не передал наши взгляды. Впрочем, как он мог их передать? Продавец упустил тайное значение этой пантомимы… Любовь, которая вдохновляла нас на эти шутки.
В итоге вот что получилось!
Я молчал. Чин не передал Акосте единственную подробность, которая была действительно настоящей. Но я не мог назвать это ложью. Хотя и был продан с потрохами.
Я смотрел на него и спрашивал себя: «С какой целью ты это сделал, чертов толстяк? Кто стоит за тобой? Что ты выигрываешь, искажая правду?»
Китаец казался таким сонным, невинным и благожелательным. Вот прилагательное, которое ему подходит. Благожелательный.
Агенты приготовились вывести меня на улицу.
Китаец, видя, что допрос окончен, «отсалютовал» головой несколько раз и направился к табуретке. Сел в своей первоначальной позе: ноги — под табуретку, руки — на животе.