Натянув высоконький картузик, а шикарное пальтишко - сверху широко, книзу узенько - накинув на плечи, Костенька и еще сказал:
- Дядя Костя, пойди-ка на кухню, в холодильник пойди, погляди, что там и как в твоем холодильнике. А то пошли туда свою тетю Лизу. Если сам не сможешь, тете Лизе тоже будет интересно.
И Костенька исчез, а Бахметьеву К. Н. потребовалось подумать.
Бахметьев К. Н., он с десяток смертей за свою жизнь пережил, по каким-то случайным обстоятельствам не состоявшимся. Несостоявшиеся смерти интересуют людей-читателей, а вот попробуй поделись опытом, соедини все междусмертные жизни в одну жизнь - невозможно! А теперь, что ни говори, Бахметьев К. Н. умирал вовремя. Он так и думал: Умру - вот хорошо-то мне будет! Он так думал, потому что уж очень нехорошо было нынче жить - непомерную тяжесть души обустроила ему нынешняя жизнь. От этой тяжести он пытался отбрыкиваться, но, пока жив, - не получалось.
Тяжесть физическую, холодную и голодную, с телесным весом 29,5 кг, он испытал и прошел, но такой, как нынче, - нет, никогда.
И почему бы это, но стало вдруг вспоминаться Бахметьеву К. Н. - где же это он раньше-то видел милицейского старшину, который нынче нередко сопровождает Костеньку (по вашему приказанию явился!)?
Ну как же, как же! - этот старшина в штатском и еще двое (тоже в штатском) сидели в прихожей, охраняя Костенькино новоселье, всех его гостей. И еще стало вспоминаться... Костенька объявил гостям, кто такой его дядюшка, Бахметьев К. Н., как он, К. Н., спас из воды своего еще не родившегося племянника, и гости закричали ура! и, нетвердо стоя на ногах, стали качать Бахметьева К. Н., подбрасывать к самому потолку (3 м 40 см), а он все не знал и не знал, что лучше: врезаться в потолок или упасть на пол? Потолок все-таки был предпочтительнее. Но не прошло и десяти минут - все кончилось безболезненно. Слава Богу! - подумал в тот раз Бахметьев. - Видит Бог - слава Богу!
Костенька сказал освобожденному от качки дядюшке: Я тебя, дядя Костя, уважаю! Ты понял, как я тебя уважаю?! И почему Костенька уже тогда зауважал Бахметьева К. Н.? Он ведь тогда и раком-то еще не болел? Потом прошло еще часов пять, утро наступало, и гости решили: надо Костенькиного дядюшку покачать еще раз! Как-никак он Костеньку, было дело, из воды спас. Но тут гости и вовсе плохо стояли на ногах, качать у них почти не получалось, а тогда они позвали охрану в штатском, три человека, старшина в том числе. У этих получилось. Вот, оказывается, когда Бахметьев К. Н. с милицейским старшиной впервые познакомился. А нынче качка вдруг возникла по образцу той, получившейся, хотя была и разница: тогда Бахметьев К. Н. летал то вверх, то вниз, а нынче только вниз. Будто в воркутинской шахте оборвалась клеть, а он в той клети мечется из угла в угол... Но и в этот раз кончилось благополучно, и Бахметьев К. Н. подумал: у журналистов, у них свобода - это свобода слова, их на факультетах так учили, но Бахметьев К. Н. этого не проходил. Журналистам хорошо, они всех классиков прочитали от корки до корки, Николая Лескова - от корки до корки, теперь им подавай все, что десять лет тому назад было запрещенным, - а Бахметьев К. Н.? Он никогда и никем не запрещенную литературу и ту не успел взять в толк, ему за семьдесят было, когда он взялся за культурное наследие, и только-только начал читать Лескова, а ему говорят: Опухоль!
То же самое происходит с собственностью. Собственником Бахметьев никогда не был, никогда не собирался быть, но интересы чьей-то чужой собственности вдруг стали управлять им с утра до ночи, безо всяких правил, безо всяких законов. Настоящим собственникам - легче, они при своем деле, а Бахметьев К. Н. при чьем? Не говоря уже о Костеньке, о всех ему подобных, - они нынче на седьмом небе, воодушевлены необыкновенно. Они, Костеньки, их множество, они Цику сочиняют, в надежде, что власть будет с ними заодно, - так, может, власти уже и нет? Тоже ведь грустно. Грустно и неизвестно, что хуже - один товарищ Сталин или множество Костенек.
Вот и порядочные души - они тоже в перестроечную жизнь не рвутся, Бахметьев П. И. с ног до головы вооружен анабиозом и все равно говорит: Хватит с меня революции девятьсот пятого года! Правда, Вл. Бахметьев, тот согласен, тот на жертвы идет, лишь бы вернуться в жизнь (в качестве гения).
