Была ли я действительно влюблена? Именно этот вопрос я задавала себе по дороге домой. Ответ был — да, без сомнения. Иначе его прикосновения и поцелуи не доставляли бы мне такое острое наслаждение.
«Ну вот, — подумала я не без гордости, — ты становишься старше и опытнее. Поди скоро лекции о своих приключениях сможешь читать: приключение первое, второе, третье». Но нет — я даже содрогнулась, больше приключений не будет, это последнее и главное.
Когда я вернулась домой, в комнате Нелли горел свет, и я сразу заглянула к ней. Нелли задремала в кресле с журналом на коленях.
— Лучше бы ты уже легла, Нелли, — разбудила я ее. — Но раз ты не спишь, то тебе придется меня выслушать. Молчать я не могу. Послушай — я снова это сделала.
— Сделала — что?
— По уши влюбилась!
— Вот и славно, — ответила она. — Кто же он на этот раз, дорогая?
— Его зовут Бент, и он играет на трубе. — Мне вдруг ужасно захотелось поделиться с Нелли всем, абсолютно всем. — И я сегодня занималась с ним любовью. — Фраза прозвучала излишне буднично. — Это было потрясающе!
— Боже мой, что ты говоришь, дитя? — поразилась Нелли. — Ты сошла с ума? Ну-ка, Хелен, сядь на минутку. Ты не должна меня так пугать.
— А чем ты потрясена?
— Но ты же еще ребенок. Ты же шутишь, да? Не говоришь же ты все это всерьез?!
— Говорю.
— Но ведь ЭТИМ можно заниматься, когда ты уже замужем или хотя бы обручена. Ты просто заслужила настоящую трепку.
— Но я занимаюсь этим и буду заниматься дальше.
— Но, Хелен, а если что-нибудь случится?
— Вряд ли. Он достаточно осторожен.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну не глупи, Нелли. Ты же понимаешь, о чем идет речь.
— Никто из мужчин не может быть достаточно осторожен, — провозгласила она. — Обязательно что-то случается. В следующий раз ты явишься и скажешь, что ждешь ребенка.
— Ну и что особенного, наконец. В крайнем случае отправляешься в госпиталь с диагнозом «нерегулярный цикл».
Нелли окаменела и застыла с раскрытым ртом.
— Боже, благослови нас и спаси, детей твоих. Что с тобой случилось? Ты и правда изменилась.
— Да брось, — обиделась я. — Я только хотела, чтобы ты за меня порадовалась.
— Порадовалась!.. Да радоваться-то нечему! Тебе еще нет восемнадцати.
— Ну и что? Эти вещи в наше время происходят гораздо раньше.
— Хелен, — вдруг решилась Нелли, — если ты и дальше собираешься делать это самое, то должна использовать… ну… ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да. Понимаю. Только это все испортит. Так что даже и обсуждать не будем.
— Все, ты пропала, — заявила, горестно вздыхая, Нелли. — Больше и сказать нечего. Ты пропала. Окончательно пропала. Можно сказать, погибла.
— Ну, Нелли, не расстраивайся так, — пожалела я ее. — Обещаю, что буду держать себя в руках и не терять голову.
— У тебя не получится. Ты такая молоденькая… И зачем только ты доверила мне свой секрет. Ведь все кончится бедой, обязательно кончится. Каждый день я буду мучаться и переживать, как ты, что с тобой.
— Вот уж не стоит. Я клянусь тебе, что ничего не случится. Веришь?
Она вздохнула, потом громко высморкалась.
— После всей этой истории я должна сварить себе кофейку. Очень разволновалась! Выпьешь со мной?
— Нет, спасибо. Спокойной ночи, Нелли.
— Спокойной ночи.
В Бенни жил не один человек, а целая толпа. Я никогда не знала, кого встречу, и даже во время наших коротких страстных свиданий он менялся также быстро, как апрельская погода. То он дурачился, как подросток, то становился невыносимо серьезным. «Сейчас будем играть музыку», — говорил он. И мы играли. «А сейчас мы займемся любовью», — сообщал он, и я повиновалась. Он мог одновременно слушать пластинку, разговаривать со мной, есть, играть сам с собой в шахматы и одеваться!
Шахматы были его второй страстью после музыки. Он мог часами сидеть за этой идиотской доской и строить комбинации. Когда ему удавалось выиграть фигуру у невидимого противника, он радостно потирал руки и восклицал: «Это тебя подкосит!» Но в то же время он поступал честно, и его «противник» частенько побеждал. А я просто сидела и смотрела на него.
Тетушку Бенни я видела всего однажды. Это была сухонькая старая леди с серенькими волосами. Она никогда не входила в его комнату, и все их переговоры происходили на лестнице. Думаю, он любил ее и чувствовал, что он ее единственный защитник.