Суббота. Вечер. Многие люди с нетерпением ждут этого счастливого момента. Рабочая неделя закончена. Впереди еще один выходной, так что можно смело отправляться в ближайший бар, не опасаясь, что наутро придется плестись на работу с головной болью.
Фрэнсис ненавидела субботние вечера так сильно, как только может человек ненавидеть что-либо. Именно в субботние вечера она ощущала самое большое и неистребимое одиночество. По телевизору крутили передачи для семейного просмотра. Фрэнсис недоумевала, почему телевизионщики не берут в расчет, что на свете есть люди, вынужденные в субботние вечер скучать перед телевизором в одиночестве.
Самое ужасное и неизбежное испытание начиналось в восемь часов. Плюс-минус пять минут. Именно в восемь вечера каждую субботу Камилла Эккерсли звонила дочери, чтобы узнать, как у нее дела. И каждый раз Фрэнсис как можно радостнее сообщала, что у нее все превосходно, но вырваться из Лос-Анджелеса снова никак не удастся. Трагикомедия под названием «Дочки-матери» продолжалась уже не один год, поэтому Фрэнсис не составляло ни малейшего труда придерживаться выбранного ранее сценария. Камилла охотно – пожалуй, слишком охотно – верила дочери на слово и, пожелав всего хорошего, обещала позвонить через неделю.
Стрелка часов медленно подползла к заветной восьмерке, и Фрэнсис отпила из чашки горячий шоколад, чтобы собраться с духом перед очередным недельным отчетом.
Камилла была как всегда пунктуальна. Телефонный звонок раздался сразу же после боя настенных часов.
– Алло! – бодрым голосом сказала Фрэнсис в трубку.
– Привет, милая. Что нового? Как дела? Чем занимаешься?
Обычно людей сбивает с толку обилие вопросов, но только не Фрэнсис. Она уже наизусть знала все вопросы, которые задаст ей мать. К чему этот лицемерный спектакль? Наверняка мать заранее знает ее ответы. Однако Фрэнсис не собиралась нарушать заведенный ритуал, дабы не вызвать у матери подозрений и десятка новых вопросов. К тому же у Фрэнсис все равно не было на них ответов.
– Все нормально, – сухо ответила Фрэнсис.
– А почему ты дома?
– Устала. Хочу отдохнуть, – честно ответила Фрэнсис.
Правда, спроси Камилла, от чего устала дочь, Фрэнсис вряд ли смогла бы ответить. Возможно, Фрэнсис сама бы удивилась, осознав, что больше всего ее выматывает ничегонеделание. Чем больше свободного времени у нее было, тем ленивее и пассивнее она становилась. Или во всем виновата осенняя хандра?
– Милая, ты слишком много работаешь. Тебе нужно отдохнуть. Почему бы тебе не выбраться к нам хотя бы на недельку? Джозеф и я были бы счастливы, если бы ты у нас погостила.
– Мам, ты ведь знаешь…
– Только не вздумай вешать мне лапшу на уши и рассказывать о своих гастролях, съемках, концертах и прочем, – сурово перебила ее Камилла.
Фрэнсис обомлела. Трубка задрожала в похолодевших пальцах.
– Мне звонил Микки.
– И… что он сказал?
– Правду. В отличие от тебя. Вот уж не думала, что меня будет обманывать родная дочь! Почему ты не сказала, что ушла из «Санни доллс»?
– Не хотела, чтобы ты волновалась за меня.
– Я и так за тебя постоянно беспокоюсь. Думаешь, легко жить по другую сторону океана от родной дочери?
– Мам, все в порядке, – нетвердо сказала Фрэнсис.
– По твоему голосу не скажешь. Чем ты сейчас занимаешься?
– Пью горячий шоколад.
Фрэнсис повернула в руках кружку и едва заметно улыбнулась, прочитав на ней надпись «Не перегружайся». Эту кружку подарила ей Вэлери после самого первого выступления. Она обожала делать друзьям и знакомым маленькие, забавные подарки. Именно такие, как эта кружка или брелок с забавной рожицей, у которой то и дело вылезают на лоб глаза. Милые вещички всегда напоминали о человеке, подарившем их. Сердце Фрэнсис болезненно сжалось при воспоминании о подруге.
Как там Вэлери и Кортни? Как они приняли Алису? Вспоминают ли о бывшей солистке? Тогда почему не звонят? Ах, наверняка у них нет ни одной свободной минутки. Подготовка к европейскому турне, если верить прессе, шла полным ходом.
– Вообще-то я имела в виду, чем ты занималась вчера, позавчера…
– Разве Микки тебе не доложил? – огрызнулась Фрэнсис.
