Режиссер Павлушин сумрачно молчал, ожесточенно приглаживая свои жесткие белобрысые волосы. Едва успевала по ним проехать щетка, они упрямо поднимались стоймя. Наконец он нервно отвернулся от зеркала и швырнул щетку на свою скомканную, запыленную постель.
- Прошу всех сохранять дисциплину и спокойствие. Я иду!
Маврикий его уже давно дожидался. Они слезли по железной лесенке на рельсы и по шпалам зашагали к станции.
На переполненной солдатами станции их жалкий "штатский" мандат показался почти комичным, совершенно ничтожным рядом с грозными военными чрезвычайными мандатами всяких особоуполномоченных.
Их даже толком слушать не стали, да еще обругали и высмеяли за то, что они позволили себя отцепить.
- Позвольте, но ведь мы не сами себя отцепили! - оправдывался Маврикий.
- Ах ты сиротка, - с гадливостью оглядывая жалкую фигуру Маврикия, сказал громадный матрос с казачьей шашкой. - Ты меня вот попробуй-ка отцепить! - и похлопал себя по животу, где, как гири, оттягивая ремень, у него висели чугунные гранаты.
Маврикий, питавший врожденное и непреодолимое отвращение ко всему, что могло колоть, рубить, стрелять, а тем более взрываться, попятился от матроса, пряча назад руки, как от ядовитой змеи, и необыкновенно ловко, даже опередив Павлушина, нырнув за дверь, вернулся на пустырь к актерскому вагону.
И тут режиссер Павлушин, сам перепугавшийся до легкого заикания во время переговоров на станции, вдруг почувствовал себя глубоко оскорбленным и униженным, пришел в бешенство и обрушился на Маврикия.
Дав полную волю своей ярости, он, топая ногами, истерическим голосом выкрикивал, как бывает в таких случаях, полную бессмыслицу насчет того, что он чего-то не позволит, еще покажет, не допустит!
- Это вы отвечаете, что нас отцепили!.. Вы ответите! Вы бесстыдный человек.
Маврикий, с полным равнодушием относившийся к оскорблениям своей личности, шмыгал носом и бубнил в паузах:
- Хорошо, ну бесстыдный, ну ладно... Ну отвечаю... Вот я стою перед вами и отвечаю. Пожалуйста. Вам легче?
Истерические выкрики Павлушина взбудоражили всех актеров. Дагмарова всхлипывала, повторяя: "Я ничего больше не хочу! Пусть нас оставят в покое!" Кастровский довольно спокойно, но с нарастающим возмущением повторял: "Безобразие! Безобразие!.."
Все наступали на Маврикия, требуя, чтоб он немедленно шел обратно на станцию и добился отправки.
Маврикию ужасно не хотелось идти, но и оставаться на месте было не лучше. Он повернулся и поплелся к станции.
По пути он случайно заметил Лелю Истомину. Она сидела за опрокинутой вагонеткой с книгой на коленях.
- Вы слышали крик? - усмехнулся Маврикий. - Сумасшедшая будка на колесах. Из-за чего? Ну, нам отказали. Даже, пожалуй, немножко обругали и слегка выгнали. Большое дело! Зачем эти истерики!.. Знаете что, Истомина? Пойдемте сходим вместе!
- Чем же я вам помогу? Смешно!
- Мне не надо помогать. Просто они с мужиками там очень грубиянят. А при вас они поаккуратнее будут, а?
- Не знаю... - сказала Леля. - Но, пожалуйста, мне не трудно...
Шагая через рельсы сбегавшихся к станции путей, пролезая под вагонами и перебираясь через тормозные площадки теплушек, они добрались до края длинной платформы.
На солнцепеке у стены пакгауза мертвым сном спал на боку бородатый солдат, припав щекой к замусоренному полу платформы. Соломинки и подсолнечная шелуха шевелились от его шумного, тяжелого дыхания.
Другой солдат, валявшийся с ним рядом, вдруг вскинулся, приподнялся на локте и уставился на Лелю и Маврикия мутными, пьяными глазами. Казалось, все, что только можно расстегнуть, развязать или размотать в его одежде: тесемки, крючки, пуговицы, шнурки, обмотки, - все было расстегнуто, развязано и болталось, а сам он, казалось, еле удерживался, чтобы не развалиться на части.
Увидев Лелю, он сначала выпучил глаза, потом прищурил их, точно вглядываясь в какую-то отдаленную точку на горизонте, и вдруг угрожающе заорал натужным, рыгающим голосом, каким орут спьяну на скотину:
- Брысь отсюлева, Дунька! Кому я говорю, поди сюда! Кому это я приказываю!..
Маврикия как ветром сдуло, он сразу так припустил, что она осталась одна с солдатом на этом пустынном краю платформы.
