— А кстати, Вы по какому вопросу ко мне?
— И по вопросу спасения жизней президентам корпораций тоже. Уж кому-кому, а Вам нельзя раскисать. Вы же не дворник-гастарбайтер, а президент огромной корпорации. От Вас зависит судьба сотен подчиненных, а также их семей, престарелых родственников и домашних животных.
— Вам-то какое дело до моих проблем? — одарил меня недоверчивым взглядом собеседник.
— Ни-ка-ко-го!
— Гм.
— И именно поэтому Вы можете быть со мной полностью откровенны. Можете считать меня психотерапевтом и попом в одном флаконе и исповедаться, дабы облегчить душу и уберечь сердце от инфаркта. Уверена, Вы не раз плыли на пароходе, ездили на паровозе и летали на самолете. И всегда после второго стакана виски Вы выливали на собеседника ушаты как своих личных заморочек, так и общегосударственных проблем. Ну не может русский человек без этого. Он лучше от закуски откажется, чем от такого душевного трепа. А почему Вы были так откровенны? Нет, стаканы тут ни при чем. Все дело в том, что на постороннего человека, которого никогда больше не увидишь, легче вывалить с души все накопившиеся там камни, чем на знакомого человека, который потом будет сливать полученные от Вас сведения цээрушникам и Вашей теще.
Хорькофф разлил валерьянку по стопкам, проговорив:
— Ну не знаю…
— Разве ж Вы не видите, что у меня на лице написано: «Она умрет под пыткой, но никого не сдаст»? — возмутилась я. — Ко мне все мои однокурсники плакаться в жилетку бегают. И коллеги по работе. Даже мой злейший враг, по воле которого я уже почти поседела, Пал-Никодимыч, иногда жалуется мне на свою недооцененность начальством. У уж Пал-Никодимыч чует стукача за версту, ибо тертый мужик, такого на хромой козе не объедешь.
Хорькофф пододвинул ко мне одну из стопок.
— Живете по принципу «Один не пью!»? — одобрила я такой жест. — Уважаю. Как говорится, завтрак съешь сам, а валерьянкой поделись с другом. За дружбу!
Я чокнулась с Хорькоффом и лихо опрокинула содержимое стопки в горло.
Хорькофф сделал то же самое.
Пойло имело жуткий вкус. Я скривилась.
Хорькофф тоже. А после произнес:
— Не знаю, с чего и начать рассказ. Не со свадьбы же.
Я подняла с пола фотографию молодоженов и поставила ее на стол перед Хорькоффом.
— А почему бы и не со свадьбы? На ней в истории мировой художественной литературы обычно все заканчивается. А Вы начнете — и тем самым лихо утрете всем сказочникам и новеллистам ихние пьяно-сизые носы. Начните со счастья, а про беду расскажется само собой. Мои британские коллеги доказали.
— Полгода назад я женился…
Последовавший далее рассказ Хорькоффа был невыразимо скучен.
Поэтому я воспроизведу оный в романтической версии, облагороженной моим литературным талантом и искрометным остроумием.