Поймите, все ваши стервозные заморочки — не ваши нутряные чувства, а навязанный с детства поведенческий стереотип. С ним вы — полуфабрикат для обработки повелителями зомби.
Ведь ясно и пьяному ежику, что захват повелителями зомби мозга человека успешнее всего идет тогда, когда у человека слишком много нерешенных проблем, большая часть из которых надумана, а остальная появляется из-за того, что человек тратит слишком много времени и сил на эти надуманные проблемы.
Будущие жертвы повелителей живут не по своей воле, хотя им-то как раз кажется, будто самостоятельней их нет никого на свете. Увы, они вечные исполнители чужой воли.
Их видно среди толпы: бредут, сутулясь, заискивающе глядя на встречных — рабы повелителей зомби.
А вот других, тех, кто идут весело и бодро, скользя оценивающим взглядом по окружающим их пиплам, фиг прозомбируешь. И именно за их души и идет постоянная война в подлунном мире.
3
«Столько Толик одних только баблосов на меня потратил, — вздохнула я. — А сколько я на него времени и чувств!? И что? Неужто все зря!? Неужто я себя будущее счастье поломала? И из-за чего? Из-за работы. Так на фига мне такая работа? Гм… А на фига мне такое увольнение?
Вдруг, появилось у меня, сестрицы, внутри организм ощущение неминуемого приближения к катастрофе, к чему-то до ужаса страшному. У меня аж испарина на лбу выступила от дрожи в правом колене.
Кстати, о работе и увольнении. Давайте, сестрицы, вернемся в кабинет Пал-Никодимыча.
Ибо, не зная моего с ним разговора, вам ни за что не понять, ради чего я приперлась в столь жуткое место, как «ИNФЕRNО», в эту таинственную шарагу, где резвятся, делая огромные бабки на мертвецах, мастера замогильных искусств…
Глава 4. Не очкуй, Лодзеева!
1
Заметив, что портрет основателя ОВО «ЛАДИК» перевернут и П.П. Прушкин висит вверх ногами, словно Бенито Муссолини в 1945-м на площади Милана, Пал-Никодимыч с подозрением посмотрел на меня.
«Блин!» — мысленно выругался я. — Интересно, как же это я так в легкую ухитрилась повесить Прушкина вниз башкой? Получается, рамка у портрета заточена под вешание как сверху верхом — снизу низом, так и низом сверху — сверху низом. Не исключаю, что нашего босса можно вешать даже левым боком к правому и правым боком к левому.
Я с наигранной задумчивостью на лице развернулась и села на прежнее место, делая вид, что не имею к наглому надругательству над священным обликом П.П. Прушкина никакого отношения.
— А ведь мы, к твоему сведению, Лодзеева, не просто с-страховщики, а еще и с-сотрудники особого маневренного отдела, — проговорил Пал-Никодимыч, пытаясь вернуть портрету нормальное положение. — А что в нем должны делать с-сотрудники?
Попытка Пал-Никодимыча придать изображению П.П. Прушкина соответствующее его рангу положение на стене привела к тому, что из нее вывалился вместе с дюбелем шуруп, на котором должен был висеть портрет главы ОВО «ЛАДИК».
— Любить своего начальника по три раза в день, — ответила я шефу и тут же уточнила: — В хорошем смысле любить. Платонически. Мои британские коллеги доказали.
— Не угадала.
Пал-Никодимыч положил портрет П.П. Прушкина на стол. Полез в нижний ящик стола. Вытащил оттуда молоток и жестяную банку с гвоздями. Достал из нее самый крупный из них. И приготовился вбить его в стену.
— Не угадала насчет любви? — полюбопытствовала я.
Права русская поговорка «Не говори под руку». После моих слов Пал-Никодимыч со всей силы ударил молотком, целя по шляпке гвоздя. И промахнулся.
По гвоздю шеф не попал. Зато попал по стене.
Выбитые из нее куски штукатурки и кирпича посыпались на пол. А сверху на Пал-Никодимыча упали детали потолочной облицовки.
Я с детским восторгом смотрела на происходящее. Затем сорвалась с места. Подскочила к покалеченной стене. И заворожено провела ладонями по краям внушительной вмятины, образовавшейся на месте удара.
«Откуда у шефа такая сила взялась? — подумала я. — Он же совсем недавно даже системник компа на своем столе не мог без чужой помощи передвинуть».
— Ну и силища у Вас, Пал-Никодимыч — таким ударом можно башку вдребезги раскурочить, — польстила я шефу. — Уверена, Вы бы легко смогли бы проломить кулаком голову нашего охранника Никиты, которую, как известно не берет даже двухлитровая пивная кружка.
