Как очутились в спальне, забыла. Помню только, как оказавшись там, мы с Толиком тут же обхватили друг друга, будто сошедшиеся в смертельной схватке осьминоги, ногами и руками. У меня даже создалось впечатление, будто оных у нас стало по три пары. И снова никто не заметил идеальную красоту моей великолепной побритости.
Тогда я предположила, что комплименты на ее счет народ в лице Толика высыплет на меня после того, как я обнажусь.
Но мгновенно сняв (а там и снимать-то по большому счету нечего было) с меня одежку и бросив ее — скомканную и неживую, словно изрешеченный браконьерской дробью фламинго, — кучкой на сиденье кресла, Толик подхватил меня в охапку.
И я даже пикнуть не успела, как оказалась в койке. Собралась было дико возмутиться таким невниманием к идеальному состоянию моей кожи (е-мое, такая побритость зазря пропадает!), однако наши уста уже вовсю сомкнулись в жадном поцелуе, а тела начали соприкасаться, как бы сами собой, вырубая последние извилины в покоцанных алкоголем и бессонной ночью мозгах.
Мой не по-детски развитый рассудок охватило тлетворное оцепенение. И способность качать права полностью испарилась. А моя покрывшаяся потом побритая шкурка стала очень-очень чуткой на любое прикосновение, как будто ее ласкали оголенным электрическим проводом.
Ну а потом пошли совместные эпилептически-эйфорические припадки, во время оных из моего рассудка вылетели не только мысли о волосам на ногах, но и ориентация в пространстве и времени. Я даже забыла, как меня звать. На меня накатила волна сладкого безумия. И на ее гребне мое сознание унеслось в астрал, забив на бренное тело.
А когда я вернулась в него, то с трудом возвративши дар речи, принялась выяснять причину такого прихода:
— Шкфв… Шчод… Ч-ч-чо произошло? Ты чего мне в ресторане подсунул? Бабскую виагру?
— Ничего не подсовывал, клянусь потенцией! — заявил Толик.
— А с чего тогда у меня чуть крышу не снесло от экстаза?
— Просто мы подходим друг к другу. У меня тоже такого прихода никогда не случалось.
Мы стали калякать о том, о сем. И у меня появились основания полагать, что я все-таки получу дозу похвалы своему гладкокожию.
Но Толика полностью поглотила возможность вытворять со мной все, что угодно, и он занялся всякими экспериментами с моей усталой тушкой.
2
Такое безразличие к моему сортирному подвигу вызвало у моей обидчивой души чувство живейшего протеста.
— Ты так и не оценил гладкость моей кожи, — упрекнула я Толика.
Он скользнул взглядом по моему телу. Заметил полоски порезов от станка на лобке. Удивленно поднял брови. А потом расхохотался. Паразит!
— Чего смешного-то?! — несмотря на усталость, мне захотелось рвать и метать.
И тут Толик меня поразил. Он сказал мне, что его «бесит проплешина меж женских ног». Она, мол, создает впечатление, что «трахаешь мозги через трещину в лысине» (совершенно непонятная женщине ассоциация).
Теперь я насчет бритья интимных зон не парюсь. Занимаюсь лишь стрижкой. Да и ноги тоже особо часто не терзаю. Прохожусь по ним воском раз в месяц, ну еще кое-какими мазями пользуюсь.
Вообще же, абсолютно голое интимное место — признак того, что его обладательница либо профессиональная проститутка, либо просто дура, подхватившая по пьяни вместе с гонореей еще и лобковых вшей.
Опять же перед родами, визитом к гинекологу и венерологу или перед какой-нибудь полостной операцией надо, конечно, все там внизу зачистить под ноль. Но зачем из себя постоянно изображать резиновую куклу?
А ведь сколько девчонок аж с 12–13 лет мучаются из-за такой фигни, а?! А у них там брить-то почти нечего. О, мой га-а-д! И на что только мы, женщины, тратим свою короткую жизнь!?
В общем, скажу так: нам, сестрицы, надо искать не хорошую бритву, а хорошего мужика. Уж бритва-то завсегда найдется, коль будет нужна. Если что, я вам свою подарю. Чесслово!
3
Но хватит пока про наши с Толиком отношения, которые, хоть и будут связаны с окончательным решением вопроса о зомби, однако гораздо попозжее.
Сейчас же вернемся, однако, к моим индивидуальным исследованиям зомби, ибо миру пока на них плевать, лишь я одна бдю и готовлюсь к решающей схватке.
