Бессмертники в безжизненных ладонях,
Печальный шелест жестких лепестков,
И тяжкий свод, где алый отблеск тонет,
И бархатом задушенный альков.
Разорванные, брошенные четки,
И горечь трав, и горечь пустоты —
Нет слез уже… И силуэт решетки,
Сплетающей узорные кресты.
И боль неизживаемой утраты…
И памяти нерастворимый ком…
И кажется: в залитых кровью латах
Не солнце — рыцарь гибнет за холмом…
И страшно! Страшно… Пламенеет вереск,
Кричит закат, терзая небеса…
И кто-то дышит за тяжелой дверью,
И кто-то к скважине прижал глаза
И замер… А угаснет отблеск алый,
И бледный месяц встанет, как мертвец,
И, вздрогнув, почернеет гладь канала,
И тихий шепот пробежит в листве.
И заскрежещет цепь, и пес внизу завоет.
И всколыхнется занавес окна,
И руки затрепещут, вскинутся, забьются…
И — замрут над головою…
И снова упадут… И снова тишина…
И только темноту пронзит ночная птица,
И только прошуршит упавшая листва,
И только смутные, чужие лица
Проговорят:
Еще жива.
