Одна история - страница 21
Нельзя сказать, что предыстория не играет никакой роли. Наоборот, предыстория, на мой взгляд, играет ключевую роль в любых отношениях.
Лучше расскажу вам про ее уши. Я упустил их из виду при первом знакомстве в теннисном клубе, когда волосы Сьюзен были стянуты на затылке зеленой лентой в тон отделке и пуговицам платья. Обычно ее волосы кудрявились над ушами и свободно ниспадали до середины шеи. Поэтому ее ушки бросились мне в глаза лишь позднее, когда мы лежали в постели и я обшаривал, исследовал ее тело, каждый уголок и каждую складочку, все, что видел прежде и чего еще не видел: вот тогда-то, пригнувшись сверху, я отвел назад ее волосы и под ними обнаружил уши.
Об ушах я никогда раньше не задумывался, разве что в комических ситуациях. Нормальными считал незаметные уши, которые не привлекают внимания, уродливыми – те, что торчат, как крылья летучей мыши, или изувечены боксерским ударом, или мясисто-красные, волосатые, как у того разъяренного автомобилиста на пешеходном переходе. Но ее ушки, ох, ее ушки… от деликатных, почти незаметных мочек они аккуратно разворачивались к северу, но в середине меняли изгиб под таким же углом, чтобы прильнуть к голове. Можно было подумать, что созданы они для красоты, а не для практических нужд слухового аппарата.
Когда я сообщаю об этом Сьюзен, она отвечает: «Это, наверное, для того, чтобы всякий сор пролетал мимо, не попадал внутрь».
Но это еще не все. Исследуя их кончиками пальцев, я открыл для себя нежность ушных раковин: тонких, теплых, нежных, почти прозрачных. Знаете, как называется этот внешний лабиринт? Для него есть специальное слово: завиток. Ее уши были неповторимы, как ДНК. Двойные завитки.
Позднее, пытаясь разобраться, что она имела в виду под словом «сор», который не попадает в ее изумительные ушки, я заключил, что самый грязный сор – это, пожалуй, обвинения во фригидности. Если не считать того, что слово это проникло ей в уши, а оттуда в голову, где и застряло навечно.
Деньги, повторюсь, играли в наших отношениях столь же ничтожную роль, как и возраст. Платила обычно она, но это не имело значения. У меня в этом смысле не было никакой дурацкой мужской гордыни. Вероятно, безденежье даже придавало моей любви к Сьюзен оттенок благородства.
Через пару месяцев или немного позже она заявила, что мне нужно создать резервный фонд.
– Зачем?
– На случай побега. У каждого должен быть резервный фонд на случай побега.
Аналогично тому, как у каждого молодого человека должна быть репутация. Откуда пошла эта идея? Из какого-нибудь романа Нэнси Митфорд?[3]
– Но я не собираюсь бежать. От кого – от родителей? Я от них и так дистанцировался. Мысленно. От тебя? С какой стати? Я хочу, чтобы ты всю жизнь была со мной.
– Ты чудесный, Пол. Но пойми: речь идет не о каком-то особом фонде. Это, так сказать, фонд общего назначения. В определенный момент у каждого возникает желание убежать от своей жизни. Это, пожалуй, единственное, что роднит всех людей.
Такие идеи выше моего понимания. Могу представить себе разве что побег вместе с ней, но не от нее.
Проходит несколько дней – и она вручает мне чек на полтысячи. Взятый напрокат автомобиль обошелся мне в двадцать пять фунтов; за целый семестр я потратил менее сотни. Так что сумма эта выглядела столь же чрезмерной, сколь и бессмысленной. Мне даже не пришло в голову слово «щедрость». У меня не было предубеждений в плане денег – ни за, ни против. В наших отношениях они ничего не решали – это я знал наверняка. В общем, по возвращении в университет я отправился в город, открыл счет в первом попавшемся банке, протянул в окошко чек и напрочь о нем забыл.
Наверное, мне с самого начала следовало кое-что прояснить, иначе из моего рассказа недолго сделать вывод, будто наши отношения со Сьюзен напоминали милую летнюю интрижку. Стереотипные представления рождают именно такую мысль. Вначале совершается сексуально-эмоциональная инициация, далее следует упоительная пора наслаждений, удовольствий и потаканий, затем женщина испытывает укол совести, вспоминает, что такое честь, и отпускает молодого человека в бескрайний мир, населенный прелестями его сверстниц.
