Электронные часы на холодильнике показывали то же самое время. До минут. На секунды Воронцов, уходя, внимания не обратил.
В комнате тоже ничего не изменилось. Наташа лежала на боку, подложив под щеку ладонь. Легкое одеяло сползло на пол. Воронцов, остановившись в двух шагах, смотрел на нее, будто видел впервые.
«А и действительно, вот так — впервые…» — подумал он с нежностью и грустью. Впервые она полностью принадлежит только ему. И, как ни печально, скорее всего — только до утра. До совсем уже недалекого утра. А что будет потом — не сумеет предсказать даже вездесущий и всеведущий Антон. Который, может быть, наблюдает за ним и сейчас. Из праздного любопытства или в оперативных целях. Ну и бог ему навстречу, как говорил все тот же боцман с соседнего тральщика.
Воронцов разделся, осторожно накрыл Наташу одеялом и лег рядом с ней.
До подъема флага вполне можно еще часика три поспать.
ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ
ИНТЕРМЕЦЦО
Глиссирующий диск, едва касаясь пенных гребешков прибрежных волн, с точностью хоккейной шайбы влетел в узкие ворота бухты, образованные башнеобразными, покрытыми густым лесом утесами, теряя скорость, лег на тихую, насквозь просвеченную солнечными лучами воду, прочертил по ней плавную дугу, по причальному пандусу выскользнул на берег и замер, сверкая зеркальным покрытием днища.
Антон — под этим именем его знали на Земле, и мы будем называть его так и здесь, хотя у него есть и собственное, достаточно громкое имя, — оттолкнувшись руками, выпрыгнул из глубокого кокпита диска на вымощенную разноцветными каменными плитами террасу.
После свиста ветра в ушах и гула воды под палубным настилом тишина на острове показалась ему чересчур глубокой. Захотелось даже потрясти головой, как пассажиру слишком быстро снижающегося самолета. Сюда, на площадку у подножия берегового откоса, не доносился ни шелест тропического леса, ни тихий плеск набегающих волн. И вместе с тишиной на него снизошло ощущение покоя, неведомого на тревожной планете, где он безвыездно провел несколько последних лет.
Правда, глаза раздражали краски, слишком яркие и насыщенные после мягкой цветовой гаммы Земли. На взгляд человека, все здесь было слишком: густо-фиолетовый океан, безоблачное, с изумрудным отливом небо, раскаленное до нестерпимой белизны светило в зените, слепящее даже сквозь самые плотные светофильтры, сверкающий оранжевый песок пляжей, безвкусно-сочная зелень деревьев…
Антон поморщился, достал из кармана рубашки и надел мгновенно потемневшие очки. Он рассчитывал провести здесь, на административной планете метрополии, всего несколько часов, а затем вновь возвратиться на Землю. И потому не стал проходить процедур рекондиционирования, обычных для форзейлей, прибывающих из чужих миров.
Оттого и лучи родного солнца жгли слишком уж немилосердно, и от избытка кислорода першило в горле. Час-два на открытом месте грозили серьезными ожогами, а то и тепловым ударом, и Антон заспешил вверх по крутой зигзагообразной лестнице, вроде бы обычной, однако для человеческого глаза, безусловно, чужой по архитектурным пропорциям. Чужой на уровне подсознания. Как лица людей в незнакомом городе.
В тени широких зонтичных крон, между продуваемых прохладным бризом узловатых розовых стволов ему сразу стало легче.
Новое здание Департамента, повисшее над крутым океанским берегом, умело и с большим вкусом вписанное в горный ландшафт, напоминало Антону лучшие образцы земных построек, тот же знаменитый «Дом над водопадом» Райта, своим сочетанием горизонтальных и вертикальных объемов, расположенных на разных уровнях и под разными углами плоских параллелепипедов, неожиданным сочетанием дикого камня, дерева и стеклобетона. В сооружении чувствовалась рука талантливого, а может, даже и гениального архитектора.
Оно появилось здесь недавно, и Антон, усмехнувшись, подумал, что ничего не меняется в метрополии, и эта мода — каждому новому администратору возводить новую резиденцию — тоже.
Он еще не был представлен Председателю совета администраторов Департамента активной дипломатии, но встречался с ним в его прежнем качестве и не мог не признать, что выбор сделан не самый худший. Хотя, как опытный профессионал, относился к выдвиженцам с легким пренебрежением. Возможно, из-за неистребимой, многовековой кастовости, столь же свойственной форзейлианским дипломатам, как и всем прочим их коллегам в обозримой части Вселенной.
