Одинокий прохожий - страница 18

Шрифт
Интервал

стр.

Уже ты ищешь в ней червя,
Болезнь, и тленье, и угрозу
Угрюмого небытия.
Мой бедный друг, когда б ты видел,
Как царственно и просто как,
Наперекор твоей обиде,
Сквозь холод слов твоих и мрак,
Тебе на руки и на платье
Ложится предвечерний свет,
Как тихий отблеск благодати,
Как окончательный ответ.

Ребенку

Человечек ты мой, человечек,
Твой открытый доверчивый взгляд,
Чистый смех и наивные речи
Сердце греют мне и веселят.
Никакая печальная дума
На открытый твой лоб не легла,
Ты не знаешь еще, как угрюмо
В нашем мире, как мало тепла;
Как холодное взрослое знанье
Надмевает людские умы,
Как убоги все наши желанья,
Как мрачны и нерадостны мы.
Ты глядишь с безотчетной улыбкой, —
И в твои голубые глаза
Мир сияющий, легкий и зыбкий,
Ветер, солнце, цветы, небеса —
С благодатной вливается силой:
Цельных, подлинных образов строй,
Тех, которых еще не разбила
Жизнь поспешной и мутной волной.

«Как в этой жизни бедственной и нищей…»

Как в этой жизни бедственной и нищей
Мы все живем угрюмо, не любя.
О, если б знали мы, насколько чище,
Насколько лучше мы самих себя!
Дитя смеется, и его веселый
И чистый голос обличает нас:
За косный дух, упрямый и тяжелый,
За жесткие морщины возле глаз,
За жалкое, безрадостное знанье
О том, что веб проходит, как трава…
Нам всем даны прямым обетованьем
Простые и великие слова
О чистых сердцем, милостивых, кротких, —
Нам, никому другому: мне, тебе…
Зачем же эти несколько коротких,
Поспешных лет проводим мы в борьбе,
В недоброй суете, в ожесточенье,
Мы, земнородные, чьи голоса
Могли б вмешаться в ангельское пенье, —
И только оскорбляют небеса?

«“Беатриче, Лаура, Изольда, — плеяда…»

«Беатриче, Лаура, Изольда, — плеяда
Изумительных, тонких, певучих имен,
Золотые цветы за оградою сада,
Неземное виденье, несбыточный сон.
Как влечет за собой, как таинственно ранит,
Этот странный, смертельно-пленительный зов,
И какою тревогою сердце туманит —
Не найти для нее выражений и слов…»
Нет, не синие дали, не дымные горы
Помогают нам жить, не виденья во мгле, —
Но простая любовь к человеку, который
Ждет, чтоб мы охраняли его на земле.
Да, к такому, как есть, без прикрас и нарядов, —
Но насколько же проще, правдивей, верней —
Эта жалость к тому, кто находится рядом,
С каждым днем, с каждым часом все больше, нежней.

«Победителей нет — и не будет…»

Победителей нет — и не будет.
Если кто и останется жив, —
Никогда он уже не забудет
Ослепительный, огненный взрыв,
И на месте цветущего града
В кружевных колоннадах, в дворцах, —
Призрак гибели, тленья, распада,
Щебень, пыль и обугленный прах.
Так о чем же поешь ты нам, птица,
В мягком свете купаясь крылом?
Или, может быть, нам только снится
Дикий сон с безысходным концом,
И твоя золотая беспечность
Бесконечно мудрее: за ней
Сразу — свет и сиянье, и вечность,
Недоступные взору людей.

«Это не птица дорогой пустынной…»

Это не птица дорогой пустынной
В воздухе синем высоко летит, —
Знамя Израиля над Палестиной
Бьется, и плещет, и вольно шумит.
Камеи и травы, олив узловатых
Низкие рощи на склонах холмов;
Дали виднеются в пестрых заплатах
Нив золотистых, зеленых садов.
С песней протяжной и с песней веселой,
Радость в которых и труд заодно,
Каждый налившийся колос тяжелый,
Каждое дерево здесь взращено.
Снова пшеницы раскидистый ворох
Руфь собирает, бродя по полям,
Нового дуба таинственный шорох
Слышится там, где стоял Авраам.
Слушай, Израиль, боровшийся с Богом,
Благословенье принявший Его:
По бесконечным, по страшным дорогам
В землю отцов твоих не для того
Ты возвратился, чтоб стены Сиона
Враг твой безжалостный мог покорить.
Яростный бег колесниц фараона
Снова ты в силах был остановить.
Скоро уж снова в задумчивом лоне
Медленной генисаретской волны
Брошенный невод спокойно потонет,
В синей воде отразятся челны.
Снова взойдет утешительный колос
Средь благодатных, средь мирных холмов,
Где раздавался единственный голос
Лучшего из твоих лучших сынов.

«Никто не восклицает на псалтири…»

Никто не восклицает на псалтири,
Не пляшет, видя пред собой ковчег.
Все холодней и глуше в темном мире,
И время молча падает, как снег.
Как это стало, как это случилось?
По-прежнему торжественно горят
Большие звезды, как Господня милость,
И камни о согласье говорят.

стр.

Похожие книги