— Давай пригласим его сюда.
— Он сейчас в Риме. И потом… Я должна решить всё сама.
— Ладно, как говорил Змей Горыныч, одна голова хорошо, а три лучше. Я сейчас позову Тита и Лиру, подумаем вместе, что делать с церковью.
— Лира не сможет придти. Она сейчас в биованне.
— Как? Что с ней?
— Ты сделал очень хорошие доспехи, Мастер, но они не спасают от ожогов. У неё страшные ожоги. Она съела лекарство, которое снимает боль, привезла всех сюда, сдала мне текущие дела и легла лечиться.
— Почему не сказала мне?
— Не хотела огорчать. К тому же, компьютер сказал, ничего страшного. Завтра утром все пятеро будут здоровы. Лира просила вытащить её из ванны первой, чтоб остальные не видели.
— Тит знает?
— Нет. Только Сэм.
— Не надо пока Титу говорить. Как–нибудь потом скажем.
— Коша, отвернись!
— Лира, мы же тут почти час сидим, на тебя смотрим.
— Это не считается. А теперь я проснулась.
Разворачиваю Сэма на 180 градусов и отворачиваюсь сам. Смотрим на чёрную глянцевую стенку. В ней всё видно не хуже, чем в зеркале. Лира вылезает из биованны и Анна подаёт ей полотенце, Лира закутывается в него и показывает кулак отражению Сэма. Убегает в душевую, и через несколько минут появляется в своём серебристом костюме. Я тем временем отключаю биованны кузнецов и выгоняю Анну в коридор. Лира заявляет, что это нечестно, но тоже выходит. Сэм сортирует по размерам костюмы, а из коридора доносятся шутки насчёт неприкрытого мужского срама, непорочных дев и мужской несправедливости. Мужики в ваннах не желают просыпаться и даже начинают сопеть и похрапывать. Проходит минут пять. За дверью подозрительная тишина. Спрашиваю у компьютера, идёт ли куда трансляция из медицинского центра. Идёт. В экранный зал. Включаю на маленький экран трансляцию из экранного зала. Так и есть. Сидят и подсматривают. Накидываю на передатчик полотенце. В экранном зале взрыв негодования. Возмущённые леди уходят. Пять минут тишины, потом по трансляции раздаётся жутко громкий и невероятно фальшивый сигнал «Подъём». Затыкаю уши. Мужики с матом вылезают из ванн, удивлённо озираются.
— Всё в порядке, мужики, — успокаиваю я. — Леди Тэрибл развлекается. Вы слишком громко храпели, а она этого не любит. Одевайтесь. Сейчас вам достанется на орехи.
Опять затишье на фронтах. Церкачи чего–то ждут. Лирины подопечные мастерят паровик № 2. Сама Лира мотается между тремя замками, привозит мне пачками на подпись патенты на грамотность. Сэм продал партию велосипедов (20 штук) купцу из Литмунда. Тит носит красную феску с кисточкой. Анну по–прежнему мучают угрызения совести. Учит детей, подолгу сидит за компьютером, а по вечерам тайком учится играть на гитаре. Лира говорит, что это мечта её голодного детства. Ей видней, у них с Анной каждый вечер посиделки. Полно женских секретов и тайн. Вчера, например, тайком летали подкармливать мобильный корпус. Отвезли два мешка соли и десять мешков сахара. Когда я спросил, почему так мало, покраснели, засмеялись и убежали.
А я хочу летать. Страшно хочу, безумно. Не помогает ни бег, ни плавание, ни вертолёт. Летаю во сне каждую ночь. Просыпаюсь, поднимаюсь на вершину скалы, сажусь между ветряков и вою на Луну. Как сейчас. Заработал подъёмник, кто–то едет сюда. Повыть не дадут дракону–одиночке.
— Коша, ты здесь?
— Здесь. Что–нибудь случилось?
— Не знаю. Тебе плохо?…
То ли утверждение, то ли вопрос.
— Я хочу летать.
— Мы с Анной подумали, что–то случилось. — Садится рядом, прижимается к тёплому боку. Накрываю её крылом.
— Видели, как я наверх поднимался?
— Нет, почувствовали, и всё.
— Как это?
— Ну, я же тебе говорила, когда тебе плохо, или ты голодный, я чувствую. И Анна тоже. И мама Сэма, только она тебя боится.
— Я тогда не понял. Тит мне ничего такого не говорил.
— Он тоже чувствует, только совсем слабо. Я спрашивала. Думаешь, Анна почему осталась? Когда она хотела уехать, тебе так тоскливо стало. Я отвела её в Замок, в твою комнату, показала картину, которую ты с неё нарисовал и объяснила, что тоскливо было, потому что она тебя почувствовала. Я сказала, что ты в неё влюбился с первого взгляда.
