Я не стал успокаивать Орвиста силой Лу. Не потому что я не любил виконта и желал ему страданий, совершенно нет. Орвист доказал, что он — мой самый лучший и самый преданный друг, пусть наши отношения и были весьма своеобразны. Нет, не из-за жестокости я не помогал Орвисту справиться с горем.
Сейчас виконт должен был сам переварить его, сам справиться с потерей отца таким трагичным образом. Чтобы это событие оставило на его душе рану и он никогда не забывал, что и как произошло.
Ведь виконт никогда не был дураком и сейчас прекрасно понимал, что за пожаром на корабле стоит Бренн. И теперь в Клерии было уже два человека, близких к королю, которые всей душой жаждали падения Республики. И неизвестно, чья месть — моя, или нового главы рода де Гранж — будет для них страшнее.
Глава 2. Цена беспечности
Мои спутники нашли еще некоторое количество обломков, и мы заночевали там же — у скалы, на пляже. Ночью у меня серьезно поднялась температура, и жарило капитально, возможно, я даже проваливался в бред. Ожог на лице обработать было нечем, воды не было: дождь так и не начался. Перед самым рассветом Орвист поднял нас с Санией, дремавших у скалы и пытающихся уловить хоть грамм тепла от костра, и объявил, что нам пора двигаться. Если мы задержимся еще хотя бы на полдня тут, у моря, то есть все шансы здесь и остаться навсегда. Во всяком случае — для меня.
Я ощущал, как энергия жреца внутри меня бурлит и клокочет, но никак направить ее не мог. Почему-то вспомнился день, когда Лу только начали пытать. Мы тогда как раз сделали первую выгонку и я учил Орвиста пить самогон… Что тогда делала Энжи? Пыталась меня исцелить? Но ведь она богиня бардов, веселья и путешественников, вообще по природе своей была ближе всех к менталистам. Наводила мороки, меняла настроение, вот это все… Сила исцеления приписывается в Пантеоне только Георе. Или любой бог может исцелять раны смертных, просто у Матери это получается проще всего? Значит, я мог бы использовать силу Лу… Но все мои попытки обратиться к собственной душе, в которую сейчас была впаяна энергия богини, ни к чему не привели. Возможно, если бы я в прошлом активнее пользовался силами, дарованными мне, то смог бы лучше управлять потоком силы, но сейчас это было похоже на попытки поймать смазанную маслом свинью: как только я тянулся к божественной силе, она, выворачиваясь, ускользала.
Перед выходом Орвист еще раз обследовал берег и нашел один полусгоревший тюк с синими тканями, которые мы везли в Пите: пусть судно и было посольским, но гонять порожняком через полмира было бы верхом расточительства. Так что мы сумели разжиться запасом неприлично дорогих портянок, которые сразу же повязали на ноги, и своеобразных пончо. Просто, не долго думая, отрезали по пять-шесть метров ткани, сложили в несколько раз и на одном из концов проделали мечом подходящие для головы отверстия. Таким же образом сделали и простейшее подобие рубашек под эти самые пончо, только теперь разрезы находились где-то посередине, а вся конструкция удерживалась поясом из той же ткани.
Ткани были южные, легкие, так что особо тепла не давали — это не северная шерсть, но лучше так, чем совсем ничего.
Сложнее всего оказалось с обувью Сании. Легкие сандалии девушки, которые держались на стопе и лодыжке только благодаря каким-то невесомым завязкам и ремешками, совершенно не подходили для пешего путешествия, так что виконту пришлось заняться форменным вандализмом и повязывать на ноги арха-ты сначала портянки, а потом вспарывать некоторые швы, чтобы заметно потолстевшая нога просто вошла на подошву. Этому-то принцесса активно сопротивлялась.
— Это отличные крепкие сандалии! Сделанные лучшими мастерами! Не надо портить их! — рычала девушка, когда Орвист взялся за кинжал и стал ковырять один из мешающих сбоку ремешков.
— Арха-та, если вы собьете в пути ноги, нам уже ничего не поможет… — пытался он образумить девицу, но куда уж там.
В какой-то момент дошло до угроз, пока всегда обычно спокойный Орвист не выдержал и не рыкнул на девушку, что ее спасение было бесполезным, если сейчас мы не соорудим ей хоть подобие приличной обуви.
