Я продолжил эксперименты с бумагой. Хотелось свозить образцы если не в Ламхитан, то уж показать королю. Были у меня мысли и о печатном станке, благо, там все было до безумия просто, если вспоминать печатный пресс Гутенберга, а потом продать королю идею гербовой бумаги, отпечатанной типографским способом… Для его грамот и документов… Да продать задорого… Пусть, короче, возвращает то, что забрал налогами. Я и так вношу огромный вклад в восстановление флота своими лесопилками, еще немного, дорасту до стратегического производства.
Работа, работа, работа. Все свободное время после обеда я проводил у верстака, при свете масляных ламп, которых по кабинету стояло в изобилии. Илий, когда увидел в первый раз, сколько осветительных приборов я наволок в свое логово, аж дар речи потерял от такой расточительности. Но я, дитя электрического света, все время ощущал нехватку освещения. Зимние же вечера наступали рано и были темными, а глаза у меня одни, скупиться на недорогое масло, чтобы ослепнуть к сорока годам, я не собирался.
Я много сил тратил на улучшение своего ротора, который приводил в движение диск циркулярной пилы. В нем было слишком много «висящих» шестерней, слишком много точек сцепления и отказа. Но каждый раз, когда я пытался упросить эту конструкцию, я упирался лбом в несовершенство материалов: при резкой передаче с большим коэффициентом, детали получали чудовищную нагрузку. Пока тут такую сталь ковать не научились, да и в моем родном мире я что-то не припомню, чтобы передачи были простым механизмом: при серьезной трансформации момента в обороты всегда использовалась многоступенчатая система.
Плюс, все приходилось делать на проклятых шестеренках. Конечно, я кое-как представлял себе червячную передачу, или как она правильно называется, когда момент передается не на шестеренку, а на вал, но как это сделать так, чтобы этот самый вал не выкрутило винтом — я был без понятия. А укреплять все подряд магией, так никаких прибылей не хватит.
Я все ближе и ближе подходил к мысли, что мне придется открывать филиал металлургической лаборатории и экспериментировать с литьем стали, искать рецепт чугуна, который бы очень пригодился, может, попытаться построить плавильную печь высоких температур. Вот только я ни черта в этом не смыслил, не представлял себе даже полноценные свойства высокоуглеродистой стали. А чем чугун отличается от обычного незакаленного железа? Каковы его свойства? Ну, льется он хорошо, окей, что дальше?
Единственное, что я знал четко — это принцип пакетной ковки дамасской стали, но там, простите меня, все настолько просто, даже элементарно, что стыдно записывать в достижения. Но и тут я столкнулся с проблемой: при выковке пакета он постоянно норовил расслоиться, кузнецы не умели проковывать заготовку так, чтобы спаять все слои, и в итоге изделие из дамаска при закалке шло лютыми трещинами. А самому стоять над душой у мастера — так никакой жизни не хватит. Я знал, что в моем мире при ковке активно использовали флюс, чтобы защитить заготовку от окисления на воздухе и уменьшить объемы окалины. Но что, черт возьми, такое флюс?! Я подозревал, что это какой-то материал или химическое соединение, но какое именно? Местные кузнецы посыпали заготовки песком и измельченной в пыль известью, но в случае ковки дамасского пакета, то есть, фактически, во время пайки с помощью молота, этой смеси было недостаточно. Или я упускал какую-то деталь. Не зря же эти волнистые клинки так ценились в древности, значит, был какой-то подвох. Может, в текущих условиях у меня есть возможность нормально выковать только один пакет из ста? Без трещин, расслоения и проблем во время закалки? Но тогда такой клинок реально получится дороже золота — столько угля, металла и времени на него потратить!
Проводя все вечера над верстаком, я все больше и больше сатанел, в буквальном смысле. То, что казалось элементарным, при ближайшем рассмотрении вытягивало за собой технологическую цепочку такой длины, что у меня опускались руки. Еще эти проклятые локти, лиги, шаги и пальцы! Дайте мне метрическую систему! Да любую систему, которая будет отличаться математической точностью! И штангенциркуль! Любой! И я поставлю этот мир на колени! Но нет, вся красота оставалась на чертежах. Когда же приходило время объяснить мастерам, что от них требуется, нужно было переводить все в местные величины, что выливалось в лютейшую пляску итоговых значений. Погрешность в пять-десять процентов на точных расчетах, как вам? Вот так выглядит «мир на глазок», в котором нет четких измерительных приборов. Даже объем бочек от региона к региону мог меняться, потому что у одного бондаря одно ведро, а у другого — другое. В итоге обе бочки на двести ведер, а по факту одна вместительнее второй литров на десять.
