— Это невозможно перебороть! — выкрикнула (чуть ли не взвизгнула) Феникс, снова начиная плакать. Понимаешь, невозможно! Ты даже понятия не имеешь, о чём говоришь! Тот же самый героин — просто невинный белый порошок по сравнению с «током»! Легко говорить, когда сам не пробовал! Просто, когда я поняла, во что вляпалась, было уже поздно, поздно, поздно! Ну чё ты на меня так уставился? Нет, это надо же — тридцать рублей зажал! — она начала нервно смеяться. — Слушай, парниша, а как тебе такой вариант: можешь меня трахнуть, если хочешь, за эти тридцать рублей. Или я в рот у тебя возьму, — она почему–то надеялась, была уверена, что он согласится. — Ну как?
— Господи, Феникс! — такое впечатление, что ТДК сам готов был расплакаться. — Господи, что с тобой стало! Да отцепись ты от меня! — он отшвырнул её руки, тянущиеся к его ширинке. — Да на ты, на эти свои тридцать рублей! — он вытащил из джинсовки несколько бумажек и бросил в неё. — Нет, я не понимаю, как можно так опуститься?
Феникс пересчитала бумажки. Их оказалось чуть больше, чем было необходимо.
— Здесь сорок пять, — сказала она, протягивая ему пятнашку. — Возьми, а эти тридцать я тебе дня через два отдам.
— Поди, у кого–нибудь другого…, — начал было ТДК, но осёкся, поняв, что сказал не то.
Успокоившаяся было Феникс снова завыла белугой, повалилась на диван и принялась бить кулаками по кровати, мять покрывало. Ну и дура же она! Что он теперь о ней подумает? В его глазах она обычная наркоманка, зарабатывающая на очередную дозу проституцией — и попробуй докажи, что это не так. Но действительно ли это не так? Феникс поражалась сама себе: она одновременно истерично ревела и занималась решением сложных психологических задач. Я не считаю себя наркоманкой и проституткой, думала она, но ведь то, чем я занимаюсь — это по существу и есть то, что принято называть наркоманией и проституцией. Просто о последнем мало кто знает… Нет, я не проститутка, я не шлюха, внушала она себе, просто иногда так получается, что я вынуждена идти на это. Я это делаю не ради себя, а ради… ради чего? Ради кого, если не для себя? Боже, я терпеть не могу этот дурацкий секс, это так по животному. Все мужики — твари, им нужно от тебя только одно: засунуть в тебя, кончить и свалить. И ты просто заключаешь с ними бартерную сделку: они дают тебе деньги, ты им — то, что они просят. А ведь ТДК прав: я даже сама не понимаю, что со мной стало, насколько низко я опустилась… И несмотря на всё это, я почему–то считаю, что я чем–то лучше тех малолетних (и не только) шлюх, которые идут на то же самое ради дозы «тока». Но чем я лучше? Тем, что у меня высшее образование, что я играю в группе, что я читаю книги? Но, может, у них тоже есть высшее образование, может, они тоже читают книги, просто зависимость от энергокапсул куда сильнее здравого смысла, и они точно так же тяжело, как и я, переживают свою деградацию, ничего не в силах с этим поделать. А ведь это сейчас самый популярный наркотик, хоть и запрещённый законом…
— Эй, Феникс, извини, — забормотал рядом с ухом ТДК. — Это случайно вырвалось, я не хотел, — он попытался погладить её по голове.
Она только хотела обнять его и во всём признаться, как снова позвонили в дверь.
— Поди, Женька, — сказал ТДК. — Булавку, что ли, потерял?
Он ушёл открывать, хотя Феникс его об этом не просила. Скоро он вернулся, причём, кажется, не один.
— Лариса, тут тебя ребята какие–то спрашивают.
Она вынуждена была присесть. Вот теперь–то точно морда вся опухшая. Рядом с ТДК стояли гербертовские шестёрки, всех их она знала достаточно хорошо. Макс — здоровенный шкаф с ничего не выражающим лицом, на котором особенно выделялись квадратные челюсти, вечно жующие жвачку; Ли — высокая китаянка (эмигрантка), обладающая чёрным поясом в каком–то виде восточной борьбы и с помощью генетического дизайна изменившая разрез глаз под евростандарт; Волк — худощавый мрачный тип с уклоном в садизм. Все они внимательно смотрели на Феникс.
— Паша, — обозрев всех собравшихся, обратилась она к ТДК, одновременно вытирая слёзы, — у тебя случайно нет с собой трёх сотен? Я потом отдам.
