– То есть ты бы хотела снова путешествовать?
– Я бы понеслась со всех ног.
Он немного полежал, размышляя.
– У тебя есть акции и ценные бумаги?
Она скатилась с него и улеглась на подушку.
– Немного. Кажется, бабушка что-то оставила. Сто акций какого-то строительного общества и две сотни «Вулворта»[4]. – Она хохотнула. – И не предлагай мне играть на фондовой бирже, Эд. Я не могу рисковать последним.
– Никакого риска, – не подумав, выпалил он.
– В смысле?
– У нас скоро кое-что выйдет. Через пару недель. Это будет настоящая бомба.
– Кое-что?
– Я не могу тебе все рассказать. Но мы работаем над этим уже довольно давно. Наши акции взлетят вверх. Наши финансисты в этом совершенно уверены. – (Она притихла у него под боком.) – Я знаю, мы почти не разговаривали о работе, но это выльется в немаленькую сумму.
Она явно не поверила:
– Ты предлагаешь мне поставить последние гроши на то, не знаю что?
– Тебе и не надо ничего знать. Надо просто купить несколько акций моей компании. – Он повернулся на бок. – Слушай, если ты наскребешь пару тысяч фунтов, я гарантирую, что через две недели тебе хватит денег, чтобы вернуть долг бывшему. И ты будешь свободна! И сможешь делать все, что угодно! Езжай куда вздумается!
Повисло долгое молчание.
– Вот как ты зарабатываешь деньги, Эд Николс? Соблазняешь женщин и уговариваешь их купить акции твоей компании на несколько тысяч фунтов?
– Нет, это…
Она повернулась, и он увидел, что она шутит. Она погладила его по щеке:
– Ты так добр ко мне. И это славная идея. Но у меня нет пары тысяч.
Он опять заговорил, не подумав:
– Я одолжу. Если заработаешь, вернешь. Если нет – сам виноват, что дал никчемный совет.
Она засмеялась, но умолкла, когда поняла, что он не шутит.
– Ты сделаешь это ради меня?
Эд пожал плечами:
– Честно? Пять штук для меня не такая уж крупная сумма.
«И я заплачу в десять раз больше, лишь бы ты отвалила».
Ее глаза широко распахнулись.
– Ух ты! Еще никто не был так добр ко мне.
– Это вряд ли.
Утром он выписал ей чек. Она закалывала волосы и строила рожи перед зеркалом в прихожей. От нее смутно веяло яблоками.
– Имя не вписывай, – сказала она, когда поняла, что он делает. – Я попрошу своего брата заняться этим. Он неплохо разбирается в этих ваших акциях и ценных бумагах. Еще раз, что я должна купить?
– Ты серьезно?
– Ничего не могу поделать. Рядом с тобой у меня мысли путаются. – Она провела ладонью по его трусам-боксерам. – Я верну тебе деньги, как только смогу. Обещаю.
– Вот. – Эд достал визитную карточку и отступил. – Это название компании. Сделай, что я говорю. Обещаю, это поможет. Мне невыносимо думать, что ты оказалась в стесненном положении!
Он заставил замолчать предупреждающий голосок в голове и фальшиво рассмеялся. По квартире раскатилось эхо.
Эд ответил почти на все ее электронные письма. Он был жизнерадостным и уклончивым. Писал, как приятно проводить время с человеком, который понимает, насколько странно себя чувствуешь после завершения серьезных отношений, насколько важно порой побыть в одиночестве. На это письмо она не ответила. Странно, но она не упомянула ни запуск продукта, ни стремительный взлет акций. Она должна была заработать больше ста тысяч. Возможно, она усердно втыкала булавки в его фотографию и не хотела отвлекаться. Или потеряла чек. Или укатила в Гваделупу. Каждый раз, когда он думал о том, что сделал, у него сосало под ложечкой. Он старался об этом не вспоминать.
Он сменил номер мобильного телефона, уверяя себя, что забыл сообщить его Дине по чистой случайности. В конце концов она перестала писать. Прошло два месяца. Эд с Ронаном пару раз посидели в баре, обсуждая Костюмов. Эд слушал, как Ронан взвешивает достоинства и недостатки девушки из благотворительной столовой, и ему казалось, что он выучил важный урок. Или уклонился от пули. Он точно не знал.
А потом, через две недели после запуска SFAX, он лежал в комнате креативщиков, лениво бросал пенопластовый мячик в потолок и слушал рассуждения Ронана о глюке в платежном обеспечении, когда вошел Сидней, финансовый директор. И внезапно Эд понял, что можно огрести проблемы намного хуже, чем навязчивая подружка.
