Теперь всё это в далёком прошлом. Вот только Стенину мерещилось, что прошлое возвращается — на уровне чувств.
Фотография на стене смазалась, предметы в гостиной стали туманные. Веки медленно сомкнулись и Стенин уснул. Ему редко грезились сны, но сегодня...
Он стоял на заснеженной равнине, небо было свинцового оттенка, вдалеке высились острые скалы, похожие на корявые клыки. Раздался пронзительный грай, громадная стая ворон появилась словно бы из ниоткуда, и тут же поднялась вьюга. Чёрные птицы мелькали среди снежных завихрений, хлопали крылья, сверкали глаза. А потом вороны начали взрываться одна за другой; теперь над равниной кружился не только снег, но и перья. Набирающая силу стихия выла, и сквозь этот вой пробился голос, похожий на гул ветра в трубе:
— Ты... Ты...
Стенину хотелось бежать, но у сна были свои законы, не позволяющие сдвинуться с места. В своём собственном кошмаре он был всего лишь безвольным наблюдателем. Ворона взорвалась перед его лицом, ветер подхватил перья и швырнул в безумную снежную круговерть.
— Ты...
Показался тёмный силуэт. Ощущая угрозу, Стенин поднял руку, в которой оказался пистолет, выстрелил. Ещё одна ворона взорвалась возле головы.
— Не трать патроны, — голос стал насмешливым. — Второй раз тебе меня не убить.
Среди снежно-перьевых смерчей силуэт обретал чёткость. Стенин, чувствуя приближение чего-то зловещего, выстрелил ещё раз. Сразу несколько ворон разорвались над его головой точно причудливые бомбы.
А затем Стенин увидел мужчину в зелёной спецовке поверх чёрного свитера. Его глаза казались огромными за стёклами очков, русые волосы были зачёсаны к затылку — вьюга словно бы не имела над ними власти и не смогла их растрепать. На шее мужчины висели бусы из отрезанных пальцев, на губах играла презрительная улыбка.
Фёдор Пашин. Отсекатель — так прозвали его журналисты. Стенин однажды выстрелил ему в сердце, оборвав жизнь.
И выстрелил сейчас. Три раза. Однако Отсекатель даже не вздрогнул, лишь улыбка стала ещё более презрительной.
— Ты, полковник, не сможешь ничего мне сделать, — его глаза походили на смоляные капли и в глубинах этой черноты горели огоньки. — Теперь — не сможешь. Твоё время ушло...
Стенин хотел выстрелить ещё раз, но в руке уже не оказалось пистолета. За спиной Отсекателя начал формироваться смерч, в котором кружились ошмётки взорвавшихся ворон. В снежной беспокойной пелене, словно какой-то намёк, появлялись и исчезали тёмные бесформенные силуэты.
Отсекатель вздрогнул, на мгновение его очертания смазались, и перед Стениным предстала крупная девушка с круглым лицом и с коротким ёжиком рыжих волос. Она протянула мясистую руку, в глазах была мольба.
— Помоги мне...
В следующую секунду какая-то неумолимая сила потащила её к смерчу. Она кричала, отмахиваясь от снега и перьев. Стенину хотелось ей помочь и на этот раз подлые законы сна ослабли, позволив ему двинуться вперёд. Девушка была уже совсем рядом со смерчем, она снова протянула руку.
— Помоги!..
Смерч втянул её в себя, подхватил, разорвал на части, которые стазу же превратились в чёрных птиц.
Опоздал!
— Опоздал, — пробормотал Стенин, пробуждаясь.
Он открыл глаза и увидел неясную фигуру возле дивана. Резко сел, проморгался, ощущая, как в висках колотится кровь.
Фигура исчезла. Стенин сделал глубокий вдох и медленный выдох. Рассудил, что это был всего лишь отголосок сна. Он вспомнил девушку, которую подхватил смерч и ощутил тоску, в горле запершило. Он сам себя не узнавал. Да что с ним такое творится? Размяк из-за какого-то сна. Это даже не сентиментальность, а чёртова слабость.
Ему хотелось на улицу, вдохнуть морозного воздуха, чтобы выветрить из головы осадок, оставшийся после привидевшегося кошмара. Он поднялся с дивана и через десяток секунд, не надев ни куртки, ни шапки, уже стоял на веранде. Над домом кричали вороны. Стая прилетела второй раз за день — такого ещё не бывало. Стенину почудилось, что чёрные птицы вот-вот начнут взрываться, как во сне. А потом возникнет смерч, который подхватит перья и закружит, закружит...
Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Боль в висках и в области затылка отозвалась жгучей пульсацией. Сегодня сон не принёс облегчения. А сон ли вообще это был? Слишком чёткий, слишком яркий. Стенин даже сейчас мог вспомнить каждую мелочь — ожерелье из пальцев на шее Отсекателя, холодные огоньки в его маслянисто чёрных глазах, перья среди снежной круговерти... Это, пожалуй, и не сон вовсе, а какое-то видение. Из-за головной боли. Разумеется, всё из-за неё.
