— Он что, бывший мент?
— Фу, грубиянка, не забывай, с кем разговариваешь, — фыркнул Никита. — А вдруг я обижусь?
— Как же! Обидишь тебя! Скорее «Титаник» всплывет.
— Товарищ Гордеев двадцать лет, а может, и больше беспорочно охранял один из наших ящиков, — назидательно молвил мой синеглазый гость, как всегда, проигнорировав мои подколки.
— А выйдя на заслуженный отдых, стал доблестно сотрудничать с местным отделением милиции, так?
— Все-то ты знаешь.
— Я много чего не знаю. В частности, где Иван Грозный заныкал свою хваленую библиотеку. Просто у меня в соседнем подъезде такой же кадр обитает. На меня пытался капать — чего это я в рабочее время домой шляюсь. И зачастую не одна. Столько внимания моей скромной персоне. Прямо лестно. Только надоедает.
— А ты не язви. Такие вот пенсионеры, между прочим — незаменимый источник информации. Тем более сейчас, когда каждый день дождь, и бабули не у подъездов сидят, а по квартирам.
— Да я разве против? Бдительные соседи — наше все. Просто негуманно как-то. А вдруг бы тот еще живой был? Вдруг бы его еще спасти можно было?
— Гуманистка, — проворчал майор. — Званцева вспомни.
Намек на недавнюю сомнительную историю и не менее сомнительную мою в ней роль был настолько прозрачен, что я предпочла заткнуться.
— Могу тебя успокоить, — продолжил Никита. — Помощь господину Челышову была нужна, как мумии искусственное дыхание. Умер он если и не мгновенно, то к моменту появления соседа точно был уже там, — Ильин воздел палец к небу. — Зато следов Гордеев не затоптал. И группа быстро приехала.
— И обнаружила возле тела нож с отпечатками пальцев упомянутой Дины Вишневской, — продемонстрировала я блеск интуиции. Хотя какая там интуиция, голая логика. — После чего — или еще до того, не знаю, сколько времени нужно, чтобы с пальцами разобраться — в общем, девушку взяли, она разрыдалась и, давясь слезами, рассказала, что ничего не помнит. А Челышова вообще знать не знает. Или наоборот, знает, ей сердце подсказало, что с ним неладно, она кинулась к нему… Далее по первому варианту — ничего она не помнит. Была в квартире, не была — пустота. А откуда у нее на одежде кровь — понятия не имеет.
— Не смейся, не смешно.
— Да уж чего смешного.
— Нож с ее отпечатками действительно лежал возле тела.
— Ты серьезно?
— Это не я, это эксперты. И на туфлях у нее действительно следы крови.
— Только на туфлях?
— Не только. Еще немного на джинсах возле колена и на левом рукаве рубашки.
— И она, конечно, не знает, откуда эта кровь взялась.
— Она молчит.
— То есть как, совсем?
— Нет, не совсем. На любые вопросы отвечает, кроме тех, что этого дня касаются.
— Понятно. А маму ее ты ко мне прислал исключительно ради того, чтобы отвлечь меня от работы и расцветить мою унылую жизнь прелестью разнообразия, — я осеклась. — Ох, а который теперь час?
Показания моих собственных часов и освещенность окружающего мира находились в явном противоречии: солнце, выглянув ненадолго из-за туч, похоже, начало задумываться — а не пойти ли ему уже спать, а стрелки сообщали о начале пятого. Опять я этот механизм завести забыла! А электронные часы меня не любят, и выходят из строя с нудным постоянством не позднее чем через сутки пользования.
— Девятнадцать ноль восемь, — сообщил герр майор металлическим голосом «точного времени».
— Матка боска Ченстоховска!
Я метнулась в комнату, так что двум табуреткам, оказавшимся у меня на дороге, пришлось в полном беспорядке отступить куда-то под стол. Стол дрогнул. Ильин — вот что значит оперативник! — успел одновременно убрать ноги с пути четвероногих снарядов и подхватить падающую джезву. Впрочем, на восторги времени не оставалось. Как и на приведение себя в парадный вид. Ладно, обойдемся более-менее пристойным. На это ушло три с половиной минуты. Никита Игоревич встретил меня восхищенным возгласом:
— Вах! Впервые вижу женщину, которая умеет собираться действительно быстро.
Век бы слушала, да некогда! Я прервала комплименты, постаравшись все-таки обойтись без грубости:
— Никитушка, солнышко, лапушка моя, извини бога ради, но давай отложим продолжение беседы на завтра? Мне через двадцать минут надо быть на другом конце города.
