Рассказ у Максимова по своей художественной природе близок к очерку. Так «Сергач» имеет жанровые признаки и рассказа и очерка: обширные историко-этнографические описания, вводимые автором, сближают его с документальным очерком. С другой стороны, как это характерно для рассказа, сохраняющего композиционную замкнутость повествования, действие сосредоточивается на человеческой судьбе. Пейзаж также выходит за пределы этнографических описаний и играет роль психологическую. По-видимому, рассказ Максимова объединяет опыт физиологического очерка и этнографических описаний. Жанр рассказа Максимова имеет свою специфику. Это рассказ-очерк, который стоит где-то между исследованием и рассказом. Подобный жанр будет замечен исследователями позднее в народнической литературе.
Художественные искания Максимова шли по пути становления этнографической прозы к циклу этнографических путевых очерков («Год на Севере») и к художественно-документальному эпосу («На Востоке», «Сибирь и каторга»), где от частных явлений писатель переходит к широким социальным обобщениям. Однако уже ранние произведения Максимова свидетельствуют о новом явлении в русской литературе — появлении этнографической прозы и о принадлежности писателя к этнографическому направлению.
В дальнейшем писатель стремится к поискам новых путей очерковой типизации. Если в очерках «Лесная глушь» в поле зрения писателя находились частные судьбы, отдельные социальные типы, то в следующем цикле — «Год на Севере» — воссоздается народная жизнь целого края. Отдельные очерки складываются в картины, приобретают характер типических обобщений социальной жизни, отражая существенные черты русской действительности. Очерки направлены на раскрытие тяжелого материального быта народа, однако в центре внимания Максимова прежде всего человек, народный характер во всех его жизненных проявлениях — в труде, материальной и духовной культуре. Это — очерки путевые, этнографические. С этнографической точностью передает Максимов материальный быт поморов, ненцев, коми. С документальной достоверностью воссоздает писатель внешний вид и интерьер поморских домов: «Сумские дома точно так же, как и все поморские, двухэтажные: у бедных в один этаж, и, в таком случае, с неизменными волоковыми окнами. Но как в том, так и в другом случае у каждого дома крытый двор, на который ведут ворота, и над каждыми воротами непременно или крест, или икона. Внутреннее расположение избы также одинаково со всеми поморскими избами и также старинное: неизбежная печь, рядом полати и грядки или воронцы. Подле печи с боку посудный шкаф — блюдник; в правом от входа переднем углу — божница; против среднего окна — стол; подпечки красятся синей и красной краской; двери и рамы также; простенки снаружи обмазываются обыкновенной охрой».
Этнографическое описание у Максимова всегда конкретно и полно передает изображаемую писателем картину. Он описывает в мельчайших подробностях избушки промысловиков, домашнюю утварь, одежду, пищу, рыболовные и охотничьи снасти. И стиль его очерков приобретает документальную конкретность. Она создается также включением в текст исторических источников, печатных и архивных. С ними вводятся в очерки сведения о поморских посадах, монастырях, городах. Они дополняются преданиями и рассказами местных жителей о Марфе Борецкой, Петре Первом, протопопе Аввакуме, о новгородском вечевом колоколе — все это свидетельствует об особом стиле его прозы.
Перед взором автора проходит история поморского края. Писатель-этнограф становится одновременно исследователем, историком и археологом. Но, прежде всего, ему была близка душа народная, народная психология, народное мировоззрение, которые он постигал своей человеческой чуткостью и талантом.
Народная психология, народные характеры раскрываются автором в трудовых сценах, в общении с рассказчиком, а также проявляются в живом бытовании народного творчества. Герой большей частью не назван, не конкретизирован. Повстречается он на пути автору, ответит на его вопросы, расскажет свою историю и исчезнет со страниц книги. Это — рыбак, извозчик, охотник, монах, лодочных дел мастер. В создании характера особую роль играет речевая манера человека, раскрываемая в разговоре с рассказчиком. Так, например, писатель передает свой разговор с ямщиком: «Что же, у вас дорога-то тут и идет подле самой воды? — Дорога горой пошла. Да, вишь, теперь куйнога, а по ней ехать завсегда выгодней: и кони не заматываются, и твоей милости не обидно. Горой-то, мотри, всего бы обломало».