Тем из нас, кто считает важным полностью осознать свои собственные действия, приходится вновь и вновь мысленно обращаться к причинам и движущим силам, определившим возникновение Манифеста, к обстоятельствам, при которых он появился, ибо он не случайно появился накануне революции, вспыхнувшей на территории от Парижа до Вены, от Палермо до Берлина. Лишь таким путем нам удастся найти в современной форме социального строя объяснение тенденции к социализму и, как следствие этого, обосновать самим правом этой тенденции на существование в настоящее время также неизбежность ее будущего торжества, которое мы предвидим.
* * *
В самом деле, разве не в этом заключается сила Манифеста, его сущность, его решающее значение [6].
В то же время было бы, несомненно, ошибкой искать все это в перечисленных в .конце 11 главы практических мероприятиях, которые рекомендуются на случай революционного успеха пролетариата, или же в содержащихся в IV главе указаниях, касающихся политической линии поведения в отношении других революционных партий того времени. Хотя эти указания и эти рекомендации являлись ценными и заслуживали внимания при тех обстоятельствах и в тот момент, когда они были сформулированы и предложены, хотя они весьма важны для четкой и определенной оценки политической деятельности немецких коммунистов в революционный период 1848— 1850 годов,— тем не менее теперь они более не представляют для нас собрания практических советов, исходя из которых нам надлежит принимать решение в каждом конкретном случае. Политические партии, которые организовались в разных странах со времени Интернационала, вербуя свои ряды в основном из среды пролетариата и решительно выступая от его имени, ощущали и ощущают по мере своего возникновения и развития настоятельную необходимость сообразовать свои требования и деятельность с различными и многообразными обстоятельствами и случаями. Однако ни одной из этих партий диктатура пролетариата не кажется столь близкой, чтобы ощущать потребность или хотя бы испытывать желание или искушение подвергнуть пересмотру и переоценке предлагаемые Манифестом мероприятия под углом зрения их проверки на практике, ибо такая проверка представлялась бы возможной лишь в том случае, если бы эти меры были близки к своему осуществлению. В действительности существуют лишь те исторические эксперименты, которые сама история производит неожиданно, а не по заранее намеченному плану, решению или приказу. Это и произошло во времена Коммуны, которая была и остается до сих нор для нас единственным опытом (хотя и приблизительным и путаным ввиду своей неожиданности и непродолжительности) самостоятельного выступления пролетариата, который, овладев политической властью, подвергся новому и трудному для него испытанию. Никто заранее не желал этого эксперимента и не стремился к нему. Будучи вынужден к тому обстоятельствами, пролетариат героически проделал его, и этот опыт обратился теперь для нас в спасительный урок.
Может случиться, что там, где социалистическое движение находится еще в младенческом состоянии, те или иные его деятели ввиду отсутствия собственного непосредственного опыта сошлются (как это часто имеет место в Италии) на авторитет текста Манифеста как на обязательное для выполнения наставление, но практически это не имеет никакого значения.
* * *
Не следует также, по моему мнению, искать силу Манифеста, его сущность, его решающее значение в том, что он говорит о других формах социализма, называя их литературой. Все, что говорится в III главе, служит, без сомнения, для замечательного определения, методом противопоставления и в виде сжатых, но ярких и разящих характеристик, различий, реально существующих между коммунизмом, который ныне принято называть научным (выражение, нередко являющееся, к сожалению, предметом злоупотреблений), иными словами — между коммунизмом, субъектом которого является пролетариат, а орудием — пролетарская революция, и другими формами социализма — реакционными, буржуазными, полубуржуазными, мелкобуржуазными, утопическими и пр. Все эти формы, за исключением одной
