Недостаточная самоотдача со стороны других людей и со стороны общественных групп и общества в целом, т. е. социальных единств, сознаваемых человеком в себе самом, по отношению к человеку есть внешняя "злая" сила или действительность зла. Последнее есть выражение несовершенства эмпирической действительности, само же по себе оно безсущностно и есть ничто (malum nihil est. - Св. Григорий Нисский) или оно есть как недостаток добра (privatio boni. - Бл. Августин). Внешнюю по отношению к человеку силу зла религиозное сознание персонифицирует в образе злой личности, за этим стоит действительность расщепления личности в акте греха, - вольная недостаточность личности есть, прежде всего, недостаточность ее внутреннего единства, которая, выходя во вне, становится отрицанием единства между людьми.
Наиболее резко несовершенство обнаруживается в том, что мы неизбежно подлежим страданиям, обвиняя в них чаще всего других, а в момент наибольшего сознания своей религиозной и этической ответственности - самих себя. Пределом такого сознания является сознание нашей виновности и нашей ответственности за самый факт нашего несовершенства, что выражается (но не объясняется) в учении о грехопадении.
Сознание нашей вины в отношении конкретного акта греха перерастает в необъяснимое сознание онтологической вины, т. е. нашей виновности за самый факт нашего несовершенного эмпирического существования. Попытка рационально ответить на вопрос - как вообще возможно наше несовершенство - приводит к богоотрицанию. Субъектом абсолютной ответственности может быть только Бог. С Его стороны - абсолютная мощь, с нашей - наше ничтожество, можно ли при таком соотношении говорить о какой-то нашей вине? Если мир зол, значит Бог зол, что равносильно тому, что Его нет. Это основной этический аргумент атеизма. Отсюда же потребность в теодицее. Иррациональное опознание абсолютной вины как причины несовершенства при отчуждении ее от Бога выражается в учении об отпадении и вечном осуждении высших ангельских сил.
Между тем абсолютная вина должна быть усвоена самому человеку.
Творимое - через сознание собственной абсолютной ответственности (вины) за свою тварность и выражающее ее несовершенство - само становится абсолютным и равным Творцу. И тогда выясняется, что абсолютная вина есть выражение Любви и представляет собой совершенный ответ твари своему Творцу.
Это - центральная религиозно-этическая идея Л. П. Карсавина, приоткрывающая нам, что вся его метафизика обоснована в этическом и каритативном начале. Главная работа, посвященная этой идее, - "Поэма о смерти".
Абсолютная вина сама конституирует себя из греха и этим делает себя относительной, т. е. соотносительной греху. Мы сознаем, что наша вина есть следствие греха. Но как раз в сознании вины дано преодоление и отрицание греха. И только так, через безусловное самоосуждение или осознание нашей вины, происходит снятие вины, ее полное про-яснение. В сознании абсолютной вины нам дано опознание конца несовершенства, такое, в котором несовершенство не уничтожается в своей действительности, но действительность его предстает нам как "преображенная светом Божьей Любви". Это как бы запредельное несовершенству осознание несовершенства из нашего совершенства, возможное потому, что "несовершенство есть средство усовершения" или само совершенство в своем самоотчуждении и движении к себе самому. Несовершенство есть момент совершенства, его моментальное состояние (данное нам в нашем настоящем), и только поэтому несовершенство действительно всей полнотой действительности, как действительно и наше знание о совершенстве. В себе самом несовершенство неодолимо, оно есть, поскольку совершенство дает побеждать себя или поскольку грех оказывается средством к тому, чтобы было сознание вины. Но несовершенство и преодолено чрез Смерть и Воскресение, "Ибо Бог жертвенно созидает и преодолевает Свое (и наше) несовершенство, дабы мир был и обожился" ("Поэма о смерти").
Через Вину и Смерть Тобой рожденный
Я в светлый мир Твой претворяю тьму.
"Терцины"
Такое, связанное с осознанием нашей онтологической вины или абсолютной ответственности, понимание отношения между несовершенством и совершенством и между человеком и Богом, понимание, которое переворачивает наши обычные представления, есть не что иное, как светопреставление, которое не только "впереди", но уже дано нам в нашей умопремене (так Л. П. Карсавин переводит евангельское слово metanoia, обычно переводимое словом "покаяние").
