Но пока он говорил, мальчик стоял неподвижно, и, видя его горящие уши, криво застегнутое пальто, почти прозрачные в ослепительном свете глаза, которые без выражения скользили по его синякам и ссадинам, Александр почувствовал, как одно за другим застревают в горле его бодрящие слова, забормотал что-то невнятное и наконец совсем умолк.
— У дедушки ночью случился еще один инфаркт, — сказал мальчик. — На лестнице, по дороге в больницу. У нас лифт не работает. Он умер незадолго до рассвета.
— Я… я не знал, — произнес Александр.
Но, конечно, он знал, знал с того самого момента, когда увидел, как мальчик робко пробирается сквозь толпу, зажав в голых руках бесценные книги, чьи потрескавшиеся кожаные переплеты роняли золотистую пыль на окоченевшие детские пальцы. Знал он и то, что нужно было отложить эти книги, обнять мальчишку за плечи и сказать ему то, во что ему самому так хотелось верить: что Виктор Петрович покинул этот печальный, бесцветный мир и ушел в мир иной, красочный, полный чудес, где достаточно ткнуть пальцем в любую точку на глобусе, чтобы остановить пестрое круженье мира и перенестись куда душе угодно — туда, где за высокими городскими стенами пахнет фруктовыми деревьями и древние улочки вьются по холмам, где под белыми мостами скользят в тумане узкие черные лодки, где в укромных садах на рассвете пронзительно кричат павлины, и под стылыми звездами пустынь заносит песком таинственные храмы, а сквозь сплетение лиан крадутся, сверкая глазами, хищные звери, — туда, где есть все, что только можно увидеть и пережить, все приключения, которым нет места в этой жизни, в этом городе… Но взгляд мальчика был ясным и взрослым, гнетущее, белое, солнечное молчание затягивалось, их толкали прохожие, ругались, поскальзывались на льду, водитель автомобиля по-прежнему давил на клаксон — и вдруг Александр засомневался, что именно такую загробную жизнь выбрал бы себе Виктор Петрович: не предпочел бы он просто сидеть в тесной кухоньке вместе с женой, которая, наверное, давно умерла, со своим сыном, вернувшимся целым и невредимым, с внуком, с целым выводком внуков, которые могли бы родиться, но не родились, и потягивать чай из фамильных серебряных подстаканников, рассуждая об урожае яблок, о ночном дождике, о симфонии их знаменитого родственника, которую опять передавали по радио, а за окном покачивался бы мираж небесного города с мягкими и умиротворенными очертаниями, сотканными из облаков, и можно было бы никуда не спешить, и вечность принадлежала бы только ему, им всем, навсегда…
— Я не спросил, тебя как зовут? — сказал он.
— Меня — Игорь, — проговорил мальчик. — А вы Александр. Дедушка много о вас рассказывал.
Мир спешил мимо, слепящий, холодный.
— До свидания, — сказал мальчик, не двигаясь с места.
— Счастливо, — ответил Александр и, укрыв книги под курткой, отдался людскому потоку.
Возле киоска царила неразбериха. Люди в растерянности собирались у прилавка; какой-то мужик громогласно матерился; хорошо одетая женщина рыдала, пряча лицо за элегантной перчаткой. Александр нашел своих.
— По всей видимости, — ровно сказал отец, — ночью продавали билеты вовсе не на концерт Селинского. А на «Елочки». Говорят, им то ли киоск сожгли, то ли что… А концерт Селинского вообще отменили. Не будет никаких билетов. Смотри, даже вывеску сняли.
И правда, вывески «КОНЦЕРТНЫЕ БИЛЕТЫ», которую вот уже столько месяцев опаляло солнце и омывали дожди, над киоском больше не было. К окошку прилепили новое объявление. Перед ним топталась угрюмая, безмолвная толпа. Александр подошел ближе. «КОНЦЕРТ ОТМЕНЯЕТСЯ», — было написано жирными печатными буквами. — «ЗАКРЫТО НА ПРИЕМКУ ТОВАРА. ОТКРОЕМСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК».
Поразительно, какими сильными были в этот миг его чувства — чувства бессловесные, весомые, несуетные, от которых ему делалось тяжело, даже больно, но в то же время росло ощущение невероятной полноты, словно впервые за всю его жизнь у него внутри поселилось что-то настоящее — уж не душа ли? — и при этом как мало значил теперь этот билет, который, как оказалось, не был нужен никому из дорогих ему людей. Вместе со всеми Александр изучал бумажку на задраенном окне.