Открыв глаза, я увидел над собой светящийся череп. Смутно вспомнив происшедшее, я понял, что нахожусь, скорей всего, в какой-то амбулатории, а светящийся надо мной череп — скорей всего, мой, снятый на пленку и подсвеченный изнутри. Некоторое время любовался им и даже восхищался, но потом тревога посетила меня: если его тут повесили — значит, изучали, значит, не все в порядке с ним? После полученных мной в темноте ударов это не мудрено. Кстати, кто же мне их нанес? И за какие заслуги? Видно, я вторгся в какую-то область тьмы, в которую не положено вторгаться? Но я же на обыкновенном лифте туда доехал! Отчаяние заполняло меня все больше. Дурак и на лифте заедет на эшафот — был про это фильм, кажется французский.
И так я лежал в свете своего черепа, довольно мерзкого на просвет, и предавался отчаянию. Больше ничего не разглядывалось в полутьме — мерцал, кажется, какой-то стеклянный шкафчик. Вдруг скрипнула дверь, и я различил приближающийся белый халат, холодные руки на моем лице, потом, тоже холодный, блеск пенсне.
— Кто вы? — поинтересовался я.
— Профессор Мыцин.
— А!
— А вы...
Как бы половчее сказать.
— Я... племяш Зинаиды Ивановны!
— Я так и понял.
— Вы знаете ее?
— Разумеется. Я ее ученик.
Тут бы и раскрыть всю душу — но он молчал.
— Ну... и как он? — Не утерпев, я кивнул на свой череп.
— Да на удивление хорошо. Никаких существенных изменений. Всего лишь несколько поверхностных гематом. Опорно-двигательный аппарат не поврежден.
— Так это, значит, большая удача? Странные эксперименты тут проводятся у вас!
— Это не у нас.
— Но в вашем же здании!
— Наше здание разнородно, — глухо произнес он весьма загадочную фразу.
— Вот хотелось бы это понять.
— Вот этого как раз не надо вам понимать! Вы что, решили уже все загадки жизни? Тайну человеческой речи? Возможность бесконечной Вселенной? Думайте над этим! И не отвлекайтесь на пустяки.
— Думаете, пора уже... о вечном?
— Об этом — всегда пора.
— Во всем мне хочется дойти до самой жути!
— Считайте, что вы там уже побывали.
— А где же признание?
— У вас на лице.
— Но за что это мне?
— За наблюдательность.
— Но я даже не знаю, что я наблюл.
— Думайте о чем-то приятном! А эту загадку оставьте... на конец.
— И как он... близок?
— Все зависит от вас. Второй раз в таком же виде я вас не приму. Там будут недовольны! Почему вы на семинаре не сидите, как все?
Да, умные люди — на семинарах. А я лезу куда-то. Но тем не менее не удержался, спросил:
— А что там у вас наверху? Секция слепых боксеров?
— Ну, угадали примерно. Что в стране есть у нас?
— ...Народ.
— А еще что?
— Руководство? — спросил я.
Он многозначительно молчал.
— Странно они нами руководят!
— Ну почему странно? Как всегда — немножко ограничивают. Лишают кое-каких прав.
— А каких прав там лишают?
— Права видеть.
— Что?
— ...Далее я умолкаю.
— Что там можно увидеть-то?
— Лучше вам этого не видеть. Второй раз, повторяю, я вас уже не приму.
Профессор вышел, но тут же снова заглянул:
— К вам посетитель.
Вошел Крот. Пригляделся в полутьме.
— О! — обрадовался я. — Значит, я не уволен? На больничном?
— Больничные платят тем, кто приносит пользу! — Крот проскрипел. — А вы только проблемы создаете!
— Кому?
— В основном себе.
— А не в основном?
— Мне.
— А еще? Тем? — Я показал вверх. — Повредили свой опорно-двигательный аппарат об меня?
— Вы, наверное, часто через стеклянные стены проходили — с большими потерями для себя?
— Почему? Для стен тоже.
— Луч света в темном царстве? — усмехнулся Крот. — Это Катерина, кажется, из «Грозы»? В Волге утопилась.
— Не, лучом света никогда не был!
— Однако проникли, куда не надо! — произнес он.
— Но я абсолютно там ничего не видал. Ей-богу... Только осязал.
— Что осязали — это я вижу. Но больше осязать не хотите?
— А надо? Могу!
Крот покачал головой.
— Оптимизм ваш меня поражает.
— Это не оптимизм. Это мстительность!
— Хотите там... разобраться?
— Может, мне железную маску надеть?
— Плавки тоже железные наденьте. Я вижу, вы добросовестный человек.
— Но раз заплачено — то надо, наверное.
При слове «заплачено» Крот даже смутился — впервые видел его таким. Пришлось выводить его из неловкости.
