— Шер мадам, как вы любезны!
Поверх большой чашки он с некоторым недоумением поглядывал на прическу своей хозяйки. Потом перевел взгляд на обои. И то и другое было для него новинкой. Когда он в последний раз видел миссис Оливер, ее волосы были зачесаны почти с монашеской строгостью. Сейчас же хитроумное сооружение из локонов, волн, завитков на голове миссис Оливер напоминало огромный холм. Пуаро заподозрил, что это изобилие волос было искусственным. Поэтому он с любопытством задал себе вопрос, сколько каштановых завитков упадет на пол, если миссис Оливер по своей давней привычке запустит в голову пятерню, а то и обе. Что же касается обоев..
— Это вишни, они новые? — спросил он, кивая в сторону стены. У него было ощущение, что его всунули в огромный мешок с ягодами.
— Вы считаете, что вишен слишком много? — с сомне-нием в голосе спросила миссис Оливер.— С обоями вечно одна и та же история. Заранее не скажешь, как они будут выглядеть на стене. Вам кажется, что старые были лучше?
Пуаро смутно припомнил засилье ярко раскрашенных птиц в густом тропическом лесу, который когда-то пышно зеленел на стенах этой самой гостиной. Ему очень хотелось сказать, что «хрен редьки не слаще», но он был человеком воспитанным и не привык обижать женщин.
— А теперь,— попросила миссис Оливер, когда ее гость с довольным видом откинулся на спинку кресла и принялся белоснежным платком обтирать с усов остатки сливок,— расскажите мне, вччем дело?
— Все объясняется оченц просто. Утром ко мне пришла одна девушка. Когда Джордж ей сказал, что в это время дня я не принимаю посетителей, она заявила, что у нее срочное дело, она должна немедленно со мной поговорить, потому что она, возможно, совершила Убийство.
— Господи, что за странное заявление... Что же, она не знала?
— В том-то и дело. Какая-то нелепица. Я велел Джорджу ввести ее в кабинет. Она отказалась сесть и осталась стоять возле двери, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Мне даже показалось, что она немножечко не в себе. Я попытался ее подбодрить. И тут она совершенно неожиданно заявила, что она передумала и что хотя ей не хочется говорить грубости, но я очень старый. Слишком старый.
Миссис Оливер поспешила его утешить:
— Господи, нынешние девушки все на один манер. Человека старше 38 лет они считают полутрупом. У девушек совсем нет здравого смысла. Вы должны об этом помнить.
— Я страшно огорчился,— сказал Пуаро.
— На вашем месте я бы не обратила на ее слова никакого внимания. Безусловно, воспитанный человек никогда не разрешит себе такой бестактности.
— Вы меня не поняли. Дело вовсе не во мне и не в моих переживаниях. Понимаете, я обеспокоен. Весьма обеспокоен.
— Забудьте об этом досадном недоразумении, месье Пуаро. Вы больше никогда не увидите эту грубиянку...
— Мадам, меня как раз и волнует судьба этой девушки. Она пришла ко мне за помощью, но решила, что я слишком стар, чтобы оказаться ей полезным. Само собой разумеется, она ошибается, но досадно то, что она убежала. А я уверен, что девушка и правда в беде.
— Простите меня, месье Пуаро, но в этом ошибаетесь. Девушки вечно поднимают шум по пустякам.
— Нет. Ей нужна помощь.
— Не думаете же вы, что она на самом деле кого-то убила?
— Почему же нет? Она ведь так сказала.
— Да, но...
Миссис Оливер помолчала, а затем продолжила:
— Она же говорит, что могло так случиться. Что она имела в виду, как вы считаете?
— Вы правы. Бессмысленное заявление.
— Кого она убила или считает, что убила?
Пуаро пожал плечами.
— И зачем ей было кого-то убивать?
— Впрочем, причин-то могло быть сколько угодно,— с воодушевлением заговорила миссис Оливер, давая
волю своему богатому воображению,— и, если подумать, ее заявление вовсе не лишено смысла. Например, она могла кого-то сбить машиной и не остановиться. Или же на нее напал мужчина. Они стояли на краю обрыва. Завязалась борьба, и она столкнула его вниз. Или же она могла нечаянно дать кому-нибудь ошибочно лекарство. За последнее время у молодежи вошли в моду особые вечеринки, на которых они дерутся. Да, да, мне говорили об этом. И она могла кого-нибудь ударить ножом...
