Вздохнув, Алина подняла вуаль и сняла черную шляпку.
— Я хотела выглядеть красивой, чтобы произвести впечатление на господина Делагриве, но, кажется, что-то сделала не так. Каждый, кто меня видел сегодня, отрицательно отзывался о моем туалете.
Рууд Хуттман пригубил свой кофе, убрал в сторону одну из бесчисленных стопок книг и достал бутылку коньяка.
— Просто эта одежда не идет вам. — Он долил изрядную порцию коньяка в свой кофе, а Алине протянул полную рюмку. — Следующая попытка закончится успешно, можете быть уверены, но не нужно стремиться выглядеть как мадам!
Алина сделала глоток.
— Я что, выгляжу настолько плохо?
— Не плохо, но без учета своего типа. Я имею право это сказать, потому что по возрасту гожусь вам в прадедушки. — Он опорожнил свою чашку и наполнил ее чистым коньяком. — Откровенность — единственное преимущество, которое я извлек из своих лет. Говорят, старость должна иметь некоторые привилегии… Я, правда, полагаю, что эта идея абсолютно ложна.
Алина допила кофе, пригубила коньяк и поднялась.
— Благодарю за все, господин Хуттман, но сейчас я должна идти.
Он, улыбаясь, поклонился и указал на кресло.
— Садитесь! — И, после того как девушка послушалась, удовлетворенно продолжил: — В некоторых пунктах вы абсолютно не правы, Алина. Во-первых, вы не должны никуда идти, а просто хотите уйти. И я этого не допущу, по меньшей мере, пока не услышу историю вашей жизни. Я очень любопытен и часто встречался с гораздо менее интересными людьми.
— Я неинтересный человек…
— Но не для меня. — Лысина старика блеснула, когда он энергично кивнул. — Кроме того, вы еще не выпили свой коньяк.
— Если я так много выпью, то буду пьяной…
Рууд Хуттман беззаботно рассмеялся:
— Так как все равно вы сейчас не встретитесь с Делагриве, можете напиться. Успокойтесь. Распустите язычок и расскажите мне как можно больше о своей жизни.
— Но мне нечего рассказывать… — Несмотря на свои возражения, Алина взяла рюмку и пригубила.
Литературный критик на пенсии скрестил руки на животе и оглядел свою забитую книгами комнату.
— Смотрите, охотнее всего я читаю исторические романы о людях, которых я не могу выносить… коронованная дура Мария Антуанетта, злобная Лукреция Борджиа, крикун Муссолини и изверг Адольф Гитлер… — Он издал довольное урчание: — Как прекрасно, что все они уже мертвы и горят в аду, куда им и дорога…
— Если вы интересуетесь такими известными персонами мировой истории, то моя жизнь, по сравнению с ними, совсем неинтересна. — Алина снова сделала попытку подняться, но потерпела неудачу из-за умоляющего взгляда Рууда Хуттмана.
— Расскажите что-нибудь, развлеките меня, и я предложу потом награду. Вы не будете жалеть, Алина.
Она мгновенно почувствовала угрызения совести за свое нетерпение. Старый одинокий человек попытался купить несколько минут общения.
— Я охотно останусь еще на некоторое время, но без награды, — сказала она. — Что вы хотите узнать обо мне, господин Хуттман?
— Все. — Он с удовольствием откинулся назад, как бы готовясь слушать чтение большого романа мировой литературы. — Прежде всего, что вы хотели от Делагриве?
— Он должен помочь в моей карьере газетного карикатуриста. Разве я этого еще не сказала? — Алина открыла свою папку. — Я талантлива. Посмотрите сами.
В то время как Хуттман медленно перелистывал ее рисунки, надев предварительно тяжелые очки для чтения, Алина глоток за глотком опорожнила свою рюмку. Алкоголь, атмосфера комнаты, заполненной бесчисленным количеством книг, и главное — этот старый человек действовали на девушку расслабляюще, и ей с каждой минутой становилось все уютней.
— Хорошо, действительно хорошо… — Рууд Хуттман вдруг запнулся. — Вы нарисовали это на той стороне, в кафе «Мир», — воскликнул он. — Я узнаю этих людей. Это Жак, ну, тот, который с таксой. Раньше он был полицейским. Таксу зовут Пауль. Мадам Гранвиль со своими бигуди, они постоянно у нее в волосах, двадцать четыре часа в сутки… и Гастон, шахматист. — Старик вернул ей рисунки. — Вы действительно талантливы.
— Благодарю. — Алина снова уложила листы в папку. — Я посещала здесь, в Брюсселе, Академию художеств и сдала выпускные экзамены. Талант имеется, только нет связей.
