Ее губы задрожали, и Ричард знал, о чем она говорит. Он взял Ванду за руку и потянул за собой.
— Быстрее, — скомандовал он. — Все потом! Бежим!
Они побежали по коридору, но, достигнув парадной лестницы, увидели, что вся она окутана дымом и пламенем, и спуститься по ней невозможно.
— Здесь нам не пройти, — озадаченно буркнул Ричард.
— Может, попробуем по потайной лестнице? — предложила Ванда, но Ричард покачал головой.
— Та дверь открывается только снаружи! Вряд ли там сейчас дежурит слуга с ключом, карауля гостей!
— Но должен же быть еще какой-нибудь выход!
И они побежали по коридору в обратную стороу, ища боковую лестницу, но, когда нашли ее, обнаружилось, что она уже охвачена пламенем, которое жадно лижет ее деревянные перила…
— Придется рискнуть и попробовать выйти через главный вход, — решил Ричард. — Ты веришь мне?
Она улыбнулась, и какое-то время они стояли, глядя друг на друга так, словно им некуда было спешить, ни о чем не нужно было тревожиться — два нашедших друг друга сердца, одни в целом мире, поглощенные радостью узнавания.
— Ты знаешь, что да, — отвечала она. — Я верю тебе абсолютно…
— Я люблю тебя, — теперь он был в этом уверен. — Я люблю тебя всей душой, всем моим сердцем. До этого я никогда никого не любил.
— Я тоже люблю тебя. — Ванда подняла свои губы к его губам, а когда Ричард поцеловал ее, торжествующе засмеялась.
— Нам рано умирать, милая… Я еще не насладился тобой.
— А я тобой…
— Пойдем, я знаю, что нужно делать, — улыбнулся Ричард.
И увлек Ванду в ближайшую спальню. Здесь он сорвал с кровати одеяло и намочил его водой из кувшина для умывания — одеяло стало тяжелым и насквозь мокрым. Обмотав им свою голову, Ричард молча взял Ванду на руки и прикрыл ее другим концом одеяла. Она все поняла и закуталась поплотнее.
— Крепче держись, уткнись лицом мне в плечо и молись, молись так, как никогда еще не молилась!
Руки Ванды обвились вокруг его шеи, и Ричард почувствовал прикосновение ее губ к своей щеке. Она уткнулась лицом в его плечо, и одеяло скрыло обоих. Так Ричард двинулся вниз по лестнице — с каждым шагом дым, окутавший верхнюю площадку лестницы, постепенно начал рассеиваться. Ванда была очень легкой, почти невесомой, но Ричард шел медленно, боясь споткнуться и упасть с бесценной ношей в огонь, с треском пожиравший дорогую инкрустированную мебель и обитые гобеленом кресла.
Рассмотреть что-либо было сложно, но по тому, как колышутся языки пламени, Ричард понял, что парадные двери открыты. Нужно было лишь пройти сквозь эту огненную реку — движущуюся, сверкающую, лежащую между ним и спасением.
Итак, Ричард медленно спускался по лестнице. Он знал, что выбора у них нет — сейчас или никогда. Они наверняка были последними, кто покидал горящий дворец, так что помощи со стороны ожидать не приходилось. Им предстояло самим решить свою судьбу — спастись или погибнуть. Ричард сделал глубокий вдох, и Ванда, словно зная о том, что происходит, сильнее обхватила руками его шею.
— Господи, помоги нам! — воскликнул Ричард. Так искренне он, пожалуй, не молился еще ни разу в жизни. И окунулся в огонь. Ощутил невыносимый жар, дохнувший ему в лицо. Почувствовал острую боль в ногах, услышал, как шипит огонь, лижущий мокрое одеяло.
Дым слепил глаза, не давал дышать, но через какое-то время, борясь с удушьем, Ричард понял: они проскочили… Он ощутил прохладный ветерок, услышал хруст гравия под ногами.
Тут же его заботливо подхватили чьи-то руки, послышался многоголосый гул. Кто-то стащил с его плеч одеяло, кто-то осторожно попытался взять у него из рук Ванду, но он не выпустил ее.
— Все в порядке, — бормотал Ричард. — Я справлюсь сам.
Он отнес Ванду подальше от дома, в глубину сада, боковым зрением заметив поодаль стайку обедавших сегодня у графа гостей — они стояли на том же месте, где он их оставил, и смотрели на горящий дворец. На их бледных лицах плясали отсветы огня. Тут же теснились секретари и слуги, а еще дальше собиралась большая толпа зевак.
Желающие поглазеть на пожар ручейками подтягивались из города, привлеченные ярко озаряющим ночное небо пламенем. Но там, где спрятались Ричард и Ванда — за небольшим остроконечным кипарисом, — их не мог видеть никто, и они могли чувствовать себя в безопасности.
