— Немедленно пошлю записку графу, — ответил царь. — А я точно должен обедать здесь один?
— Да, да, государь — сильная мигрень в самый последний момент.
— Постараюсь не забыть.
Екатерина прижалась губами к его руке и опустилась в низком поклоне.
— Этой юной женщине несказанно повезло, государь, — тихо сказала она и покинула спальню, оставив повеселевшего царя рассматривать собственное отражение в зеркале.
Царь улыбался и спустя три часа, когда прошел сквозь потайную раздвигающуюся панель в маленький салон дворца Разумовского. Пока все шло точно по плану. Свита императора отбыла во дворец графа, расстроенная поступившим в самый последний момент известием, что его величество не сможет сесть за стол вместе с ними.
Отобедав в личных апартаментах, Александр накинул поверх мундира черный плащ и вышел через боковую дверь к ожидавшей его карете.
Оказавшись в салоне, он оценивающим взглядом осмотрел его. Салон утопал в цветах. Они стояли в огромных вазах везде, где было можно. Нежный цветочный аромат витал в воздухе. В комнате было тепло, потрескивал огонь в разожженном камине. Освещение было приглушенным, но достаточным, чтобы рассмотреть приготовленные на угловом столике вино и холодные закуски.
В зеркале на стене Александр мог видеть свое отражение. Сегодня Бутинский иначе уложил ему волосы, и он подумал, что такая прическа очень ему к лицу, а самое главное, хорошо скрывает первые седые волоски на висках — предмет его беспокойства.
Интересно, как далеко мог продвинуться Ричард в отношениях с девушкой, размышлял Александр. Екатерина говорила, что Ванда в него влюблена. И это все? Но так сказала Екатерина, а ей можно верить. Про двойника необходимо молчать — Меттерних не должен узнать, что у Александра есть двойник. Ричард вполне может еще не раз потребоваться и в будущем. Неплохой парень этот Ричард. Когда конгресс закончится, можно будет взять его с собой в Россию…
Александр поправил упавший на лоб локон и в этот момент услышал, как медленно открылась потайная панель в стене. Мелькнули роскошные рыжие пряди — такие обожают рисовать венецианские художники, аккуратный овал лица, улыбающиеся губы, и глаза — такие невероятно голубые, что казались слишком большими и живыми, сияющими из-под огромных темных ресниц.
— О, ты сегодня без маски! — воскликнула девушка, подбегая ближе. — Как удивительно, как… — И она замолчала, словно споткнулась при быстром беге.
Александр протянул навстречу ей руки, и она доверчиво вложила пальцы в его ладони. Но при первом же прикосновении ее голос внезапно упал, а на лице появилось странное выражение.
— В чем дело? — спросил он.
— Ты… и… твой голос.
Она запнулась.
— Тебя что-то смущает? — спросил Александр. — Ты не рада видеть меня?
— Рада, конечно… Ждала весь день, не придет ли от тебя какого-нибудь известия, а потом принесли записку… я почувствовала такое счастье! Но все как-то странно! Ты другой. Неужели маска может настолько изменить внешность?
— Я изменился? Чего ты ожидала?
— Я ожидала увидеть тебя, — ответила ему Ванда, поднимая ладонь к глазам, — а теперь… нет, я не могу объяснить…
— Что же не так? — спросил Александр, обнимая Ванду.
Она не пыталась сопротивляться, но пристально смотрела на него встревоженным взглядом.
— Ты такая красивая, — медленно проговорил Александр, заглядывая ей в лицо. Сказал он это от чистого сердца.
Он привлек ее ближе к себе, наклонил голову и нашел своими губами ее губы. В первый момент она ответила на его поцелуй, но уже в следующую секунду неожиданно вывернулась из его объятий.
— Скажи, что ты делал весь день, — попросила она. — Я надеялась увидеть тебя на Пратере или на утреннем концерте.
Она говорила быстро, почти лихорадочно, словно пытаясь скрыть за словами истинные чувства.
— Не отворачивайся… Губы у тебя такие мягкие и теплые, словно голубиные перья.
Она быстро взглянула на произнесшего эти слова мужчину и так же быстро отвела глаза в сторону.
— Твои волосы как осенняя листва перед тем, как ветер унесет ее прочь.
Он вновь обнял Ванду и притянул к себе, но она неожиданно вырвалась и закричала:
— Нет, нет!
