— На кухню, пожалуйста, мисс Конвей!
Чувствуя себя ничтожной букашкой, Кит повиновалась.
— Садитесь. — Он указал на один из плетеных стульев, и она почти с радостью выполнила это приказание, так как от страха едва держалась на ногах.
— А теперь, — сказал Энтони, усаживаясь на второй стул и не сводя глаз с ее лица, — некоторые подробности, если не возражаете.
От шквала вопросов, обрушившихся на Кит, у нее закружилась голова и перехватило дыхание. Мысленно она сравнивала себя с преступницей, подвергающейся перекрестному допросу в суде.
Энтони все спрашивал и спрашивал, пока не узнал, казалось, все: что Милли не родственница и не опекун детей, что Пенни хромает из-за неудачного падения, что Инки на самом деле зовут Джон Инкстер Конвей, а Бэтса — Джеймс Бэтсфорд Конвей, но в школе, где они учатся, и без того много Джонов и Джеймсов, поэтому их называют вторыми именами. Также Энтони узнал, сколько им всем лет, обстоятельства смерти их родителей и выяснил, что семья крайне стеснена в средствах.
— И этим, — едко сказал он, — вы надеетесь оправдать воровство?
— Но я ничего не крала! — с негодованием воскликнула Кит.
— Разве? А как еще можно назвать самовольное изъятие того, что вам не принадлежит?
— Думаю, это другое, — энергично запротестовала Кит. — Кража — это когда вы берете что-то, не имея намерения вернуть…
— Как, например, овощи? — язвительно произнес Энтони.
Кит смело встретила его взгляд.
— Я понимаю, о чем вы говорите. Да, мы возделывали огород. Но, мистер Роскот, любому садоводу известно, что без должного ухода деревья и кустарники плодоносят все меньше и меньше. Мы же ухаживали за ними целых два года — разве не справедливо было брать овощи и фрукты в качестве платы за труд? Думаю, вы и сами чувствуете себя спокойнее, осознавая это!
— Неужели? — Он продолжал беседу с нескрываемым интересом. — Будьте добры, объясните, как вы пришли к такому заключению.
— Мне кажется, вы относитесь к тому типу людей, которые просто ненавидят быть обязанными кому бы то ни было, — не задумываясь, объяснила Кит.
Глаза Энтони сузились. Если эта дерзкая девчонка считает, что ей удастся одолеть его своей болтовней, нужно немедленно дать ей понять, как сильно она заблуждается.
— Вы правы, мисс Конвей, — твердо произнес он. — Я не люблю быть в долгу. Но это не означает, что я прихожу в восторг, когда кто-то должен мне! Пожалуйста, поймите это!
Кит слушала его, склонив голову.
— А вы не очень-то дружелюбны, — укоризненно заметила она.
— Какое отношение к нам имеет дружба? — нетерпеливо спросил Энтони.
— Нет, не дружба, — серьезно пояснила Кит, — для этого нужно много времени. Я говорю о другом — о дружелюбии. Для меня это означает… стремление отдать частичку себя другим людям, теплые чувства… боюсь, я не очень понятно выражаюсь, — вздохнула она.
— Напротив, мисс Конвей, я отлично понял, что вы имеете в виду, — разуверил ее Энтони. — Вы по типу темперамента экстраверт, человек, позволяющий чувствам брать верх над здравым смыслом. А я — ваша полная противоположность, то есть интроверт.
— Звучит натянуто и сухо, — с сомнением сказала Кит. — Не могли бы мы оставить эту тему?
— У меня нет никакого желания «оставлять тему», как вы изволили выразиться. — В его голосе послышались ледяные нотки. Он поднялся со стула, и Кит сделала то же самое, теперь они стояли лицом к лицу, как дуэлянты. — Запомните раз и навсегда, мисс Конвей, что жизненный опыт научил меня не предаваться иллюзиям относительно других людей. Я их не люблю и не верю им, особенно тем, кто стремится любым способом подняться на вершину, пусть и ценой страданий других людей…
— Нет, нет! — вскричала Кит.
— Да, да! — издевательски ответил Энтони, и черты его лица заострились настолько, что предположение Пенни о его дьявольской натуре показалось Кит не таким уж ошибочным. — Более того, каждый человек имеет свою цену, и женщины — в первую очередь!
— То есть вы хотите сказать, что ненавидите всех и никому не доверяете? — спросила Кит.
— Вот именно, — подтвердил Энтони.
Губы Кит дрогнули.
— Вы несчастный человек, — произнесла она исполненным сострадания голосом.
