Это был демонстрационный день, и в комнате, отделенной от операционной стеклянной перегородкой, начинали собираться студенты медицинской школы. Вошел Том Дринан, исполняющий обязанности анестезиолога, его глаза поверх маски улыбнулись Лин. Хирурги появились вместе, рассматривая снимки и обсуждая предстоящую операцию. Все было готово, за исключением пациента.
Лин ступила в круг света, очерченный дуговыми лампами, проверяя порядок в наборе разложенных инструментов. Как главный ассистент, она должна была подавать их по требованию хирурга и даже предвосхищая его просьбы. Она знала, что и Бельмонт и Палмер уже подошли к операционному столу, но не поднимала глаз от инструментария, пока не услышала знакомый резкий голос:
— Где сестра Крэддок?
Тогда ее глаза встретились с глазами Уорнера Бельмонта.
— Сестра Крэддок больна, сэр, — спокойно ответила она. — Ее заменяю я.
С минуту он молча смотрел на Лин, затем удивление на его лице сменилось раздраженной недоверчивостью. Когда он заговорил, то обращался уже не к Лин, а ко второму хирургу.
— Ну уж, — воскликнул он, — этого я не потерплю! Неужели начальница рассчитывает, что я буду работать с сестрой, не имеющей опыта?
Мистер Палмер повернулся к Лин.
— Разве у вас нет опыта работы в операционной, сестра? — спросил он.
— У нее его нет, она мне сама говорила. Более того, мне известно, что у нее вообще был перерыв в работе не менее двух месяцев, — ответил за нее Уорнер Бельмонт. — Извините, но я вынужден настоять, чтобы прислали замену. Если необходимо, пусть задержат доставку первого пациента. — Он повернулся спиной к Лин. И после недолгого молчания произнес: — Я буду работать с сестрой Эйнджел или с сестрой Пейнтер, если кто-нибудь из них свободен. Выясните это, сестра, будьте любезны.
В операционной повисло напряженное молчание. Лин передала приказание хирурга стажеру и, почти задыхаясь от унижения, вышла из круга света. Ее лишили права участвовать в работе, той работе, к которой она собиралась приступить всего несколько минут назад с такой гордостью и уверенностью. Хирурги тихо переговаривались между собой. Лин знала, что Том смотрит на нее с теплым сочувствием, но не могла заставить себя посмотреть на него. Слишком явно на ее лице сейчас была написана оскорбленная гордость, не хватало только, чтобы Том начал жалеть ее.
Она с облегчением вздохнула, когда ее место у стола заняла сестра Эйнджел и в операционную ввезли на каталке пациента.
Теперь все личные качестве каждого из них, казалось, потеряли свое значение по сравнению с чудом мастерства и знаниями обоих хирургов.
Лин следила за работой, которая всегда очаровывала ее. Настроение немного поднялось. Если бы Уорнер Бельмонт хотел унизить ее, он не мог выбрать лучший способ — перед своими коллегами, перед студентами, перед равными ей и даже подчиненными сестрами… Но она знала, что он был вправе поступить так. Хирург должен быть абсолютно уверен в своих ассистентах, в противном случае пострадает его работа. В конце концов, здесь она была не более чем инструментом в его руках. Его долг был отложить инструмент, в котором он не уверен. Как профессионал, она вполне понимала мистера Бельмонта и не обижалась.
Но как человек? О, это было совершенно другое дело! Она жаждала его одобрения больше, чем могла признаться самой себе. И то, что он так отверг ее, ударило не только по ее профессиональной гордости.
Значит, даже после Перри оставалась в ней некая часть, которую мог уязвить мужчина? Все в ней протестовало против этого.
Когда они встретились в общей комнате после ужина, Лин было приятно слышать, как негодует Пэтси в ответ на рассказ о первом рабочем дне.
— Ну и тип! — воскликнула Пэтси. В ее устах слово «тип» выражало крайнюю степень неодобрения. — Чего ради ему понадобилось выставлять тебя перед всеми на посмешище? И с чего он взял, что у тебя нет опыта операционной работы?
— Боюсь, я сама дала ему повод так думать.
— Ты? Каким образом?
— Помнишь, я писала в первом письме, что он подвозил меня в день отъезда и засыпал вопросами? Так вот, когда он решил, что, раз я никогда не работала с ним, значит, вообще не работала в операционной, я не стала возражать. Наверное, это было глупо, но тогда это казалось не имеющим никакого значения. — Она судорожно вздохнула.
