– Не нам решать, Борис, не нам, – отрезал Генрих. – Впрочем, случай интересный, может быть, действительно что-то скрыто от ультразвуковых аппаратов и анализов крови. Мне самому нужно побеседовать с Равилем.
– Радиком.
– Пардон, Радиком. Так что, покажешь мне мою Мекку?
– С удовольствием, дружище, с огромным удовольствием. Только еще одно...
Генрих вопросительно посмотрел на Бориса.
– Я немного рассказывал о тебе, и Радик подошел к процессу очень буквально. Он хочет усыновить двух детишек из детского дома. Ну, что ли, добавить добрых дел в копилку...
– Не знаю, не знаю... Если кто-то и может подсчитать, что почем, то в этой ситуации – явно не мы... Я имею в виду – не люди. Тем более, когда делаем это сознательно. Пойдем смотреть.
Генрих остался доволен осмотром лаборатории и аппаратуры. То есть, вероятно, он ликовал в душе, но выразить это ликование ему удалось только коротким «спасибо».
– Не стоит. Это – вторая часть моей благодарности, – скромно прокомментировал бизнесмен. – Я оставляю вас. – Бо протянул руку. – Удачи! – Он потрепал Радика по плечу и вышел.
Чашка, полная остывшего чая, свидетельствовала о всяком отсутствии интереса к ней со стороны гостя.
– Пойдемте в кабинет, – пригласил Генрих. – Похоже, теперь он специально создан для кулуарных переговоров.
Радик покорно последовал за ученым, теребя в руках нарядную бумажную салфетку.
– Рассказывайте! – приказал Генрих, когда гость разместился в огромном уютном кресле. Генриху казалось, что его новый пациент хотел бы совсем утонуть в подушках, но ему не удалось погрузиться в них с головой.
– Я не знаю, что рассказывать, – жалобно произнес бедолага.
– Хотя бы расскажите, всегда ли у вас был такой несчастный вид, – предложил ученый.
– Нет, совсем не всегда. Я, кажется, выгляжу так, как себя чувствую. А чувствую я... Словом, я чувствую, что умираю. Понимаете, во мне жизнь закончилась. Формально я здоров, – он на секунду задумался, – ну, судя по анализам... У меня хорошая семья, материально обеспечен... Как говорится, нет повода для беспокойства. Но он все же есть. Я... Мне нельзя умирать... Я детей хочу воспитать, я документы на усыновление оформляю – скоро еще двоих заберу к себе. А так – все теряет смысл...
– Радик, мне ваши эмоции и выводы совершенно не нужны. Сухо и, желательно, сжато, расскажите о себе и о том, что с вами происходило в жизни. Конечно, меня интересуют важные, заметные события, включая плохие! Тогда я пойму, что нам делать и нужно ли...
– Хорошо, хорошо, – торопливо закивал Радик.
Родители! Если уж вы, во имя мимолетной встречи или «эпохальной» любви, произвели на свет новое существо, помните, что ваши обязательства перед ним ничуть не меньше, чем перед обществом в целом. Ибо общество в целом всегда складывается из отдельных людей, из нас, тех, кто рядом с нами, и тех, которые придут им на смену. Через всю жизнь человек проносит свое детство, и хорошо, если оно дает ему силу. Детям очень нужны любовь и радость. Ведь радость противостоит страху и унынию.
Н.П. Бехтерева
Радик был послушным ребенком, в его семье все и всегда подчинялось правилам. Поэтому мальчика, который с детства хотел писать картины, отправили не в Суриковское или Строгановское – художником быть не престижно и малобюджетно, – а в Плехановский институт. Терпеливо и тщательно Радик постигал науку программирования, но по ночам ему снились краски и мольберты. Выставки, галереи, именитые люди, которые восторгались его полотнами. В 19 лет Радик тайком показал свою работу Мастеру. Тот удовлетворенно кивнул и сказал: «Из вас, молодой человек, может выйти толк. У вас талант. Вам нужно только определиться с легендой. Если у вас нет человека, который расскажет миру, как вы дорого стоите, вы сами должны научиться уверенно произносить всего два слова: Я ВЕЛИК!!! Кстати, продавать себя – это отдельная наука, которую в совершенстве постигли только дети еврейского народа. Вы никогда не задавались вопросом, почему еврейские дети всегда самые умные, самые красивые, самые талантливые? – Мастер хихикнул в кулак. – Да потому что, если это не так – сразу возникает вопрос о притеснениях и гонениях именно этого народа. Учитесь, дорогой мой, у лучших представителей человеческого рода. Только не надо меня обманывать. Я не верю, что вы нигде не учились. Я имею в виду живопись».
