— Красавец, а? — шепнула Бестужева Алику на ухо. — Полагаю, дело сделано. Сашка пристроена.
— Лика, Лика, — он осуждающе покачал головой. — Лучше бы она работать пошла.
— Она уже работала, — презрительно сказала Лидия Павловна. — И встретила мерзавца, который хотел жить за ее счет. А теперь сама будет жить за счет мужчины, который покажет ей, как надо решать проблемы. Пари: эту ночь они проведут вместе.
— Саша не из тех девушек, которые целуются на первом свидании. И уж тем более…
— Тем более, Тафаев далек от романтики. Станет он ждать второго свидания, да еще ограничится поцелуями. Они поедут в шикарный отель. Я знаю его много лет: напор и размах. Сейчас подкатит лимузин, а не то карета, запряженная четверкой лошадей. А нет, все-таки лимузин… — Лидия Павловна посмотрела в окно, за которым проползало что-то белое и длинное, что никак не могло втиснуться на парковку возле ресторана.
В лимузин Тафаев заскакивал на ходу. Сцена была эффектная. По улице важно полз белоснежный лимузин, и вдруг дверь ресторана распахнулась, из нее выскочили мужчина в черном костюме и женщина в красном платье с наспех накинутой на плечи шубкой. Он прыгнул на подножку первым и потянул за собой женщину. На пару секунд машина замерла, чтобы женщина не сорвалась, миг — и она уже там, где тепло и где тает лед в серебряном ведерке для шампанского.
У Саши и без того кружилась голова. Она даже забыла попрощаться с теткой и Аликом. В лимузине Тафаев накинулся на Сашу с поцелуями, сминая платье, и чуть ли не рыча от нетерпения. Она до того опьянела от вина и этих жадных поцелуев, что не помнила, как они очутились в шикарном номере, люксе, на огромной постели.
Никитины серенады мигом были забыты, на Сашу обрушился шквал рок-оперы. Все ж таки любовь страстного опытного мужчины — это не любовь двадцатилетнего мальчика. Причем Тафаев еще извинялся, что все так быстро закончилось.
Быстро? Саше показалось, что она прожила вечность между поездкой в лимузине и вспыхнувшим в темноте огоньком сигареты, которую закурил Тафаев, отдышавшись после дикого крика, в котором, казалось, взорвались его легкие. Сама Саша не чувствовала своего тела. А когда, наконец, почувствовала, то оно уже было совсем другое.
По неопытности она приняла это за любовь. Это постоянное желание видеть его, осязать, ждать с нетерпением его прикосновений, плавиться от его жгучих взглядов и отвечать своими, томными, тягучими. Ей опять не нужны были слова, она обосновалась на небесах, в том раю, где Адам и Ева уже лакомились плодами запретного дерева, не подозревая о том, какое их ждет наказание. А оно было неизбежно.
На следующий день Тафаев снял для Саши квартиру на Патриарших прудах, или на Патриках.
II
Прошло три года. Кто бы узнал сейчас Сашу Адуеву в этой холеной блондинке, которая завтракает в первом часу дня в самом дорогом кафе на Патриках? Безупречный макияж, намеренно небрежная прическа, мол, я только что с постели, золотистый загар, который можно приобрести только под южным солнцем, но никак не в солярии. Он словно впитывает сияющее золото песка элитных мировых курортов, этот загар, потому и кажется таким дорогим.
За эти три года Саша побывала и на Мальдивах, и в Ницце, и на Маврикии, и бог знает где еще. Тафаев был щедр. Если не мог поехать сам, то посылал ее отдыхать одну:
— Тебе надо развеяться, Саня.
Он так ее звал: Саня, не Саша. И это прилипло. Общие знакомые тоже звали ее так, а их появилось немало, ведь денег у Тафаева тоже было немало. Откуда они брались, Саша никогда не спрашивала. Да он бы и не ответил. Делал дорогие подарки, отплачивал съемную квартиру, давал на расходы. Купил своей Сане дорогую машину и заботился о том, чтобы его женщина хорошо отдохнула.
Как будто она устала! Да отчего? От развлечений и различных процедур, делающих ее внешность еще ярче и привлекательнее? Морские курорты, где Саша шлифовала свой великолепный загар, входили в обязательную программу.
Тафаев был уверен, что Саня ему не изменяет. А она не понимала: зачем? Он богат, хорош собой и замечательный любовник. Без него она отдыхала так охотно лишь потому, что Тафаев признавал один вид отдыха: разгульное веселье. Ни в какой музей, даже в Лувр и галерею Уфицци Юру было не затащить.
