— И уводит чужих женихов, — мрачно сказала Саша.
— Постой… У нее ведь дача на Новой Риге… Неужели? — ахнула тетка. И вдруг рассмеялась. — Так она и Любецкие соседи! Вот повезло тебе! Да, Вика специализируется на красивых мальчиках, ведь ее бывший муж был уродливым стариком. Она теперь объедается клубникой со сливками, после того как пять лет давилась сморщенными сливами. Я имею в виду гениталии ее мужа. Ну, не красней. Ведь у вас Никитой, как я понимаю, все уже было?
— Я ее ненавижу! — Саша была вне себя от возмущения.
— Господи, да за что?!
— Как это за что?! И как ты можешь говорить об этом спокойно?! О том, что она положила глаз на моего Никиту?!
— Он не твой, — спокойно сказала тетка. — И никогда не был твоим. Что до осуждения, то я-то чем лучше Вики? Я тоже подцепила молоденького. И собираюсь полакомиться клубникой.
— А! Значит, для вас это нормально!
— Абсолютно, — невозмутимо улыбнулась тетка. — Если деньги есть, так почему надо отказывать себе в удовольствии? Молодой муж — это то, что нужно. А ты еще можешь побороться за Никиту. Хотя заранее известно, чем все закончится: ты проиграешь. Новинская известная обольстительница. Светская львица. Там шик, там деньги. А у тебя что? Возьмет да и укатит с Никитой за границу. А у тебя даже паспорта нет. Кстати, не забудь, сделай.
— Я все равно не верю, что он меня бросит!
Тетка хмыкнула и сказала:
— Все-таки выпей коньячку. Помогает.
Пить коньяк Саша не стала. И о загранпаспорте забыла напрочь. До самого августа она пыталась поговорить с Никитой. А он словно приклеился к Вике Новинской. Они, похоже, прекрасно проводили время. Шатались по ночным клубам, причем по таким, где был жесткий фейс-контроль, зажигали на модных вечеринках, гоняли по трассе в Викином кабриолете и даже забрели на скачки. Как-то, получив очередной номер гламурного журнала со своей крохотной заметкой, Саша наткнулась на фотографию в светской хронике. Вика с Никитой стояли в обнимку возле стенда с эмблемой модного бутика, оба улыбались и держали в руках бокалы с шампанским. Надо сказать, они были потрясающе красивой парой.
«Светская львица Вика Новинская и ее новый бойфренд», — прочитала Саша под фотографией. И далее краткое описание Викиных с Никитой «подвигов», в том числе и про ипподром. Схватив маникюрные ножницы, Саша стала отчаянно кромсать журнал, целясь в улыбающееся Викино лицо. А потом разрыдалась, вспомнив теткины слова: «известно, чем все закончится, ты проиграешь».
Поговорить Саше пока удалось только с Марией Михайловной. В следующие выходные, на даче. Любецкая не торопилась съезжать, хотя лето скоро заканчивалось, словно чего-то ждала. Увидев Сашу, сказала неприветливо:
— Их нет. Уплыли на яхте.
— Откуда здесь яхты? — удивилась она.
— Для тех, у кого есть деньги, все есть, и яхты тоже, — презрительно сказала Мария Михайловна. — Они поехали на Истринское водохранилище.
— Почему ваш сын так себя ведет? — не удержалась Саша.
— Как так?
— Вы ведь прекрасно знаете, в каких мы с ним отношениях. Я его невеста.
— Если бы вы подали заявление в ЗАГС, я бы об этом знала.
— Но ведь раньше вы были не против, чтобы он на мне женился!
— Да, пока у тебя были перспективы на теткино наследство. Бестужева ведь очень богатая женщина. Вон, свадьбу на Мальдивах собирается справлять. Это ж какие деньги! Впрочем, они у тебя и сейчас есть, эти перспективы, — вкрадчиво сказала Мария Михайловна.
— Я вас не понимаю.
— Она ведь еще не замужем. Всякое бывает. Я-то получила наследство. А тебе даже судиться ни с кем не надо будет. Пока они не поженились, разумеется. Мы с тобой оказались в похожем положении, — зашептала Любецкая. — У тебя богатая тетка, у меня была богатая тетка. Главное, чтобы детей не было…
Саше стало не по себе от ее ядовитого шепота. Вот ведь гадина какая!
— Ты, я вижу, еще не созрела, — презрительно сказала Любецкая, увидев выражение Сашиного лица. — Не обязательно ведь своими руками. Можно кого-нибудь нанять. Или поручить это кому-нибудь. Главное, чтобы было твое согласие.
— Какое еще согласие?!
— Ах, ты не понимаешь… Никита правильно сделал, что тебя бросил, — холодно улыбнулась Любецкая. — Жениться в двадцать три года — это безумие. Пусть еще погуляет.
