— Не хочу! — взвилась подружка, услыхав про невропатолога. Хотя ни о его внешности, ни о возрасте я даже не успела упомянуть. — Я знаю, я читала, они все психи, общение с помешанными даром не проходит! Не хочу за психа замуж!
Ну надо же! Она, видите ли, читала! Да что она могла читать? Она, кроме журналов по вязанию, ничего и в руки не берет! Там, что ли, психиатрам кости перемывают?!
Поскольку назвать источник своей «достоверной информации» подружка не сподобилась, слушать ее глупости дальше я отказалась. И даже объяснила почему.
— Рыбка моя, да если я не буду указывать названия работ, на которые ссылаюсь, моя диссертация никому не будет нужна, меня просто не допустят к защите! И в жизни то же самое. Или будь любезна подтвердить свою информацию, или тебя будут считать дурой. Или сплетницей! Да так кто угодно может заявить, что читал, будто все школьные учителя придурки почище учеников. Понравится? В общем, не валяй дурака и готовься к посещению специалиста!
— Это как? Пускать пузыри и глупо хихикать? — съехидничала Алка, которой почему-то полегчало. Хотя, как я уже говорила, кроме беглого утреннего врачебного осмотра, никакими процедурами ее не баловали. Как и лекарствами. Давали, правда, витамины. Но я что-то сомневаюсь, что аскорбинка — самое действенное средство при повреждениях спины.
Я промолчала. Зачем человека расстраивать? Думаю, что, если доктор и впрямь специалист, в необходимости оказания Аллочке медицинской помощи он убедится сразу. Нервная, дерганая, чуть что случись, рыдает. Или, наоборот, смеется безо всякого повода. И всего боится: тараканов, мышей, темноты, новых знакомств, приключений, изменений в собственной жизни. В общем, лечить ее и лечить. У невропатолога в первую очередь!
Сама на себя наговаривать Алла отказалась наотрез. И как я ее ни ругала, как ни стыдила, уперлась рогом. Ну и ладно, только пусть потом не обижается!
— А почему вы решили, что ваша подруга нуждается в лечении у невропатолога? — удивилась лечащий врач Аллочки Светлана Николаевна. — Может, вы имеете в виду нейрохирурга?
Вот хирурга нам как раз не надо! Даже нейро. Если Алке что-нибудь отрежут по моей наводке, она мне этого в жизни не простит. Еще окажется, что отрезали по ошибке. Бывает и такое. Я и сама любых операций боюсь до дрожи, опасаюсь, как бы медики по рассеянности что-нибудь внутри не оставили. Зажим какой-нибудь там или пинцет.
Мне когда аппендицит вырезали — понятно, под местным обезболиванием, иначе бы я ничего не запомнила, — я пыталась отследить, сколько чего в меня запихнули и сколько вынули обратно. И все время умоляла медсестричку и молоденького хирурга (у меня было сильное подозрение, что для обоих моя операция была первой) тщательно пересчитывать инвентарь.
— Да отстань ты, — отмахивался парень. — Не мешай, а то собьюсь, чего-нибудь напутаю! Лен, а теперь правильно, как думаешь? Так надо?
Лена сомневалась, а я тем более. Ну уж тут я им помочь не могла ничем. Даже советом или добрым словом. В анатомии я разбиралась даже хуже, чем они.
В конце концов они по внутреннему телефону вызвали кого-то для консультации, и, пока этот специалист до нас добирался, я лежала разрезанная и требовала повторной инвентаризации тампонов и инструмента.
Под конец парень орал и пытался спихнуть на меня ответственность за операцию, исход которой рисовался ему, видимо, не в самых радужных тонах. Да еще имел наглость заявить, будто так над ним не издевался еще никто из пациентов. Надо думать! Раз уж я была первой!
Впрочем, надеюсь, я не отбила у него желания совершенствоваться в избранной профессии, потому что, как выяснилось, он все сделал правильно — если, конечно, специалист не соврал из солидарности с неопытным коллегой.
Теперь вы понимаете, почему я не горю желанием пристроить подружку на операционный стол.
— Ну хорошо, а какие симптомы вас настораживают? — продолжала допрос недоверчивая тетка.
Я и перечислила. Про непрерывные слезы и смех без повода я рассказала особенно подробно.
— А кем она работает?
— Учителем. — Из деликатности я не стала пенять доктору на то, что невнимательно знакомится с картами своих пациентов.
