Подтянутый, как струна на скрипке перед концертом знаменитого маэстро, новый постоялец был явно не швейцарцем. Он не произнес еще ни одного слова, но стоявший за стойкой портье наметанным глазом безошибочно определил в стремительно появившемся в холле гостиницы госте западного немца. За ним — мальчик-швейцар тащил объемистый чемодан и на ремне, через плечо, специальную, сгибающуюся пополам вешалку-футляр для костюмов. Именно немца из ФРГ почувствовал в нем портье, а не одного из своих сограждан из другого кантона, для которых родным языком был немецкий, а не французский, не «австрияка» из веселой, всегда весенней Вены, не обычно немного сурового на вид «товарища» из ГДР. И уж тем более не «янки», перепутать с которым для опытного портье невозможно было никого, хотя такая путаница и была бы приятна гостю.
Повинны в такой точности, пожалуй, не только многолетняя наблюдательность и умение читать по лицам и глазам буквально все о постояльце — необходимое качество любого работника гостиницы в любой стране, в любом городе мира, но еще и любовь портье к путешествиям. Каждый год он проводил свой отпуск, путешествуя вместе с женой (а она происходила из немецкоговорящего кантона) по Европе. К сожалению, почти в каждой стране, где он решался заговорить с новыми знакомыми (а те, как и он сам, были зачастую людьми преклонного возраста, пережившими войну) или со своей супругой не только по-французски, ему долго и нудно приходилось объяснять, что он вовсе не немец, а швейцарец, что его родной язык — французский и что в войне он не участвовал. Конечно, раз на раз не приходится. Подобные объяснения ему здорово поднадоели, но, нарвавшись в одном из придорожных французских бистро на грубый ответ хозяина заведения, наш портье в сомнительных местах предпочитал заранее лишний раз прояснить вопрос о своей национальности, а не дожидаться повторения грубости. «Я бошей не обслуживаю! Выматывайтесь отсюда!» — рявкнул тогда им в лицо тот розовощекий, красноносый и пузатый от влитого за всю жизнь в себя вина и пива француз, более чем кто-либо походивший на «дурачка Михеля», как изображают немцев на карикатурах во второсортных журналах.
Немудрено, что таким образом он и сам научился до тонкостей разбираться в национальностях своих постояльцев. В том, кто есть кто, откуда и что из себя представляет.
— Моя фамилия Ланге, — с сильным северным акцентом, так не похожим на почти певучее швейцарское произношение, и забыв поздороваться, произнес немец.
— Добрый день! Рад приветствовать нового гостя в нашем отеле…
— День добрый! — не замедлил исправить собственную неделикатность вошедший, перебив, правда, при этом портье, годившегося ему чуть ли не в отцы.
Этот тип вечно занятых, чрезвычайно деловых постояльцев был давно знаком работавшему здесь не первый год швейцарцу, хотя не они, а люди спокойные, семейные, уравновешенные составляли подавляющую часть постоянных гостей этого тихого женевского отеля. Увы, бьющая в глаза деловитость, этот показной, внешний «американизм» отнюдь не всегда свидетельствовали о прочном положении в обществе. Те, кому не надо бороться за выживание, наслаждаются жизнью, а не превращают ее по собственной воле в сплошные, сжатые до долей секунд, будни.
— На ваше имя, господин Ланге, заказан номер с ванной. Из окна прекрасный вид на наше знаменитое озеро.
— Очень хорошо! Я пробуду недолго. Вероятнее всего, не больше недели.
— Как вам будет угодно, господин Ланге. Мальчик проводит вас. Франсуа, вещи месье в 302-й. — Улыбчивый портье старательно обрабатывал нового постояльца. Личные симпатии и антипатии — разве они могут помешать быть вежливым и гостеприимным, каким и положено быть администратору солидного отеля.
— Я вам много хлопот не доставлю… — внезапно проявив заинтересованность в продолжении этой, казалось бы, мимолетной, но неизбежной беседы, с улыбкой проронил немец. — Я сам человек тихий и люблю покой!
«Оно по тебе и видно, какой ты тихий, — усмехнулся про себя портье. — Хотя, как говорят американцы, и Ниагара считает, что она всего лишь мелодично журчит…»
