Приказываю:
— наступать в глубь Крыма и уже к 1 ноября овладеть Севастополем;
— вражеский гарнизон Одессы оставить в тылу наших войск и затем, после взятия Севастополя и Керчи, уничтожить.
Время — победа!»
* * *
Из директивы Верховного Главнокомандования Красной Армии командованию Одесского гарнизона
«…В связи о угрозой потери и невозможностью одновременной обороны Одессы и Крыма эвакуировать Одессу морем в Севастополь…
30.IX.41 г.».
* * *
Наступило утро шестнадцатого дня обороны Ишуньских позиций, преграждавших вторжение гитлеровских войск в степной Крым. Все прошлые дни от тяжкой бомбежки с воздуха и непрерывного огня артиллерии в реках Ишунь, Четырлак и в многочисленных озерах нагревалась вода и по ранним утрам и вечерам поднимался пар причудливыми белесыми облаками. От чрезмерного шквального огня трясло, лихорадило землю, повсюду ходили султаны разрывов, напоминавшие извержение магмы, и невольно думалось: вот-вот зашипит под блиндажом высотка, ударит струя, и блиндаж в три наката взлетит в затуманенное гарью и пылью поднебесье и там сгорит, как сгорают падающие звезды… Но скрипучий блиндаж держался, как и держалась вся наша оборона…
Блиндаж вновь закачался, заскрипел, земля посыпалась мне за воротник, и я малость скукожился, смялся.
— Ну что ты, Сухов! — возвел на меня усталый взгляд начальник разведки бригады майор Русаков.
Мне стало неловко от его слов. У блиндажного окна стоял командир бригады полковник Кашеваров.
— Сухов, сколько тебе лет? — спросил у меня комбриг.
— Вчера пошел девятнадцатый, товарищ полковник.
— Дело не в годах, Петр Кузьмич, — сказал Русаков. — Я взял его в ординарцы потому, что он знает немецкий язык. Это пригодится мне. А до нас он служил в разведроте старшего лейтенанта Бокова Егора Петровича.
— А что ты окончил, Сухов? — все еще глядя в окошко, продолжал спрашивать у меня комбриг.
— Два курса литфака Ростовского университета.
— В писатели метишь? — улыбнулся Кашеваров. — Ну что же, после войны, Миколка… — Он вдруг вскричал: — Конница пылит! Русаков, ты мозгуй тут! Миколка Сухов, за мной!..
Мы выбежали из блиндажа.
К окраине полуразрушенного поселка, в котором размещался штаб бригады, подходила уставшая, пыльная-перепыленая конница, поменьше эскадрона. Ее также заметил начальник оперативного отделения штаба бригады капитан Григорьев.
— Петр Кузьмич, — обратился он к Кашеварову, — похоже, что конница из ударной группировки. В общем, дождались наконец. Теперь можно и раненых вывозить…
Пока они гадали, от эскадрона отделился усатый всадник и на крупной рыси подскакал к полковнику и капитану, раскрыл белозубый рот:
— Товарищ полковник, докладывает капитан Кравцов, из кавдивизии Глаголева. Дивизия наша входит в ударную группировку генерала Батова…
— Ура! Ура, Андрей Кравцов! — бросился полковник стаскивать с лошади запыленного капитана. — Ну я же Кашеваров! Помнишь совещание в Симферополе? Ну, генерал Акимов вручает нам — тебе, майору Русакову и… мне в том числе — значки «Ворошиловского стрелка». Да неужели забыл, не запомнил?!
— Товарищ полковник Кашеваров?! — воскликнул капитан Кравцов, узнав нашего комбрига.
— Конечно! Он самый… А это, — показал Кашеваров на Григорьева, — будущий мой начальник штаба напитан Петр Григорьев. Прежний начальник штаба погиб… Ну рассказывай, Андрей Кравцов, далеко ли пехота?
— Пожалуй, суток на трое, а может, и больше отстала от кавалерии.
— Ну а танки?
— Танкам еще труднее, товарищ полковник. За ними на переходе охотится вражеская авиация, потери несут…
— А что генерал Батов?
— Генерал Батов заполучил новые минометные установки, смонтированные на машинах, — эрэсы. Так вот он из этих эрэсов и шуганет по Манштейну…
Капитан Кравцов спешил осмотреть участок обороны, отведенный по приказу генерала Батова кавдивизии. Он попрощался наскоро и повел эскадрон на правый фланг.
Кашеваров сказал Григорьеву:
— Петр Максимович, теперь можно и за раненых взяться… Ты иди к майору Русакову, он в своем блиндаже. Я же возьмусь за раненых.
Раненые размещались тут же на площадке, под крутым срезом кургана, в окопах и капонирах.
