Вот и вчера вечером… Ведь все так хорошо начиналось!
Ни сама Карела, ни большая часть ее шайки не участвовали в нападении на вендийский караван. Эта веселая и быстрая операция была инициативой киммерийца, подбившего присоединиться к себе пятерых самых отчаянных приятелей. Поэтому и добычей вольны были распоряжаться лишь они вшестером. Едва разобравшись с товаром и продав большую его часть по хорошей цене знакомому перекупщику, Конан тут же устремился в лагерь степных братьев, обосновавшихся в пяти лигах от Султанапура в ложбине, хорошо укрытой со всех сторон грядами холмов. Он ехал в самом мирном и добром расположении духа. Он вез увесистый мешок с золотыми — в общую казну шайки, а также подарки лично для Карелы, которые долго и придирчиво выбирал перед этим из яркой и роскошной груды награбленного.
Достаточно уже изучив нрав Рыжего Ястреба, Конан знал, что не следует дарить ей то, от чего приходят в буйный восторг обыкновенные женщины: изысканные, полувоздушные ткани, благовония, золотые и бронзовые безделушки. Конечно, при взгляде на все это в зеленых глазах зажжется огонек восхищения и вожделения — что взять с женщины, даже самой отважной и буйной! — но Карела сумеет погасить блеск глаз и презрительно отпихнуть носком сапога всю эту благовонную роскошь.
Нет, дарить ей следует только то, что пригодилось бы и женщине, и воину. Не праздные безделушки, но прочную и удобную вещь. С учетом этого после долгих раздумий Конан выбрал плащ нежно-зеленого цвета и перевязь, украшенную изумрудами. Плащ был из той тонкой и плотной ткани, издававшей под пальцами мелодичный скрип, которую выделывают лишь в Вендии и Кхитае, по слухам, разматывая пушистые коконы каких-то гусениц. Изнутри плащ был подбит легким белоснежным мехом и при всей своей утонченной красоте мог служить отличной подстилкой или одеялом, что было не лишним при частых ночевках на голой земле, у вольных костров в степи. Перевязь с изумрудами также могла служить полезному делу, а не быть пустым украшением: ей очень удобно было бы скреплять буйную копну огненных волос, не давая непослушным прядям застилать глаза при бешеной скачке.
Поначалу все шло прекрасно. Карела, с загоревшимися глазами (отчего ее юное лицо стало совсем девчоночьим) набросила на плечи плащ, закрепила на лбу перевязь и прошлась, подбоченясь и взмахивая волосами, под откровенно восхищенный ропот своих ребят. Блеск изумрудов перекликался с искрящейся зеленью глаз, переливчатый шелк играл, подобно застывшим морским струям, оттеняя яркие рыжие пряди…
— Клянусь Митрой, ты прекрасна, как сама Иштар! — выпалил одноглазый бородач Ордо, верный помощник Карелы и правая ее рука во всех делах.
— Да нет, она заткнет за пояс твою Иштар! — возразил юный офирец Елгу, недавно принятый в шайку и пожиравший свою предводительницу откровенно обожающими глазами. — Никакая Иштар не сравнится с нашей Карелой!..
Конан также решил внести свою простодушную дань восхищения. Но уж лучше бы он промолчал! Тогда, возможно, бурный нрав Карелы не нашел бы повода, чтобы взорваться…
— Ты прекрасна, как дочь ледяного великана Имира! — ляпнул он.
— Это еще кто такая? — удивленно вскинула брови Карела.
— Она живет во льдах Ванахейма, — объяснил киммериец. — Видеть ее мне не доводилось, а из тех, кто ее видел, мало кто остался в живых. Но по слухам — красотка что надо!
— Во льдах Ванахейма? — переспросила воительница. — Значит, это толстая и неуклюжая, как корова, веснушчатая ванирка с белесыми ресницами! К тому же, холодная, как ледышка. Хорошего же ты мнения обо мне, Конан! Сравнить меня с варваркой с Севера!..
Тут Конану опять следовало бы благоразумно промолчать, но он, задетый за живое презрительным тоном, с каким были упомянуты варвары с Севера, запальчиво возразил:
— А почему бы и не сравнить тебя с дочерью Севера?! Не знаю, как в Ванахейме или Асгарде, я там не бывал, но среди киммерийских женщин есть подлинные красавицы, в груди которых бьется сердце снежного барса! Такой была моя мать. Мечом она владела не хуже тебя, Рыжий Ястреб, и красотой вполне могла бы поспорить. И она никогда не кичилась ни тем, ни другим. Ни разу в жизни!
