Стюардесса с тележкой остановилась в узком проходе между рядами.
– Желаете напитки, сэр?
Уортон обрадовался возникшей паузе в разговоре, взял бокал с вином для себя и кока-колу для Джейка.
Открыл банку и подумал: «Это многое объясняет. Равнодушие парня – защита, за ним кроется глубокая рана».
Стюардесса покатила тележку дальше, а Джейк потянулся к наушникам, поэтому Уортон поспешил продолжить разговор:
– Ты что-то говорил о… об убийстве.
Джейк вытащил из уха наушник, который успел к этому моменту всунуть, и начал рассказывать, глядя прямо перед собой:
– На следующий год после той автокатастрофы, в июле, отец собрался в аббатство, чтобы участвовать в какой-то важной фазе проекта. Когда я попытался расспросить его о том, что это за проект, он не захотел отвечать. Сказал только, что он сверхсекретный. Но он был очень им увлечен, это точно. А у меня почему-то возникло ощущение, что это опасная затея. Я хотел поехать с отцом, но он меня не взял. Венн якобы поставил условие: «Никаких детей». В итоге я остался в Сент-Айвс с кузенами. Там было неплохо – пляж и все такое, но я скучал по отцу. Его не было две недели, потом три, потом четыре. Сначала звонил и слал имейлы. Отец в разговорах и в переписке всегда следил за тем, чтобы случайно не выдать какую-нибудь информацию о проекте. Один раз он упомянул о зеркале, но сразу осекся. Как будто проговорился о чем-то.
– О зеркале?
– Да. Он сказал: «Работа с зеркалом дала немало фантастических результатов». А когда я спросил, что это значит, сменил тему. Мне показалось, кто-то в этот момент вошел в комнату или вообще стоял рядом. Отец рассмеялся. Я это хорошо помню: то был наш последний разговор.
Уортон молчал.
Джейк перевел дух и продолжил:
– Больше он не звонил. А когда мы звонили в аббатство, в ответ получали предложение оставить голосовое сообщение. Через три недели тетя начала волноваться. Она обратилась в полицию. Полицейские приехали в аббатство и поговорили с Венном. Он объяснил, что мой отец уехал еще в воскресенье, чтобы к половине десятого попасть на лондонский поезд. Но на камерах видеонаблюдения на вокзале в Плимуте отца нет, и в Лондон он не приезжал. С того дня его никто не видел. Мой отец просто исчез с лица земли.
Уортон не знал, как реагировать на услышанное. Он пригубил вино, отметил про себя терпкий привкус и поставил бокал на столик. Самолет накренился, бокал заскользил.
Уортон придержал бокал и сказал:
– И ты остался один.
Джейк отпил глоток колы:
– Какое-то время я жил у тети, но это было как-то неправильно. Потом ей позвонил Венн. Напомнил, что он – мой крестный и поэтому должен обо мне позаботиться. И позаботился. Определил в школу в Швейцарии. Очень дорогую. И как можно дальше от него. – Тут он выпрямился и напрягся. – Понимаете, что Венн делает? Платит большие деньги, чтобы держать меня на расстоянии! И все потому, что он убил моего отца.
Уортон огляделся по сторонам:
– Говори тише. – Брюнет, который сидел через проход, посмотрел на них поверх газеты. – Нельзя вот так запросто обвинять человека в страшном преступлении.
– Почему это?
– Дьявол, да потому, что у него не было мотивов. Или были?
– А проект, над которым они работали! Мой отец слишком много знал.
– Это не факт. У тебя нет доказательств…
– Доказательства у меня есть.
Джейк произнес это тихо, но в его словах было столько яда, что у Уортона мурашки по спине побежали.
– О чем ты?
Юноша посмотрел на Уортона:
– Поклянитесь, что никому не расскажете.
– О, я тебя умоляю…
– Поклянитесь.
– Что за бред? «Гамлет»? Хорошо, клянусь.
Джейк какое-то время не спускал глаз с Уортона. Потом достал из кармана бумажник из темной кожи, старый и потертый.
– Это твоего отца?
– Да. Отец с ним никогда не расставался. Говорил, что он из кожи крокодила, которого они с Венном убили за то, что он терроризировал одну деревню в Африке. Отец очень им дорожил. – Джейк достал из бумажника фотографию и сложенный вдвое листок бумаги. – Последнее, что пришло от отца по почте. Не знаю, кто это послал. Марка британская. И вот что было внутри. – Джейк не очень охотно передал Уортону лист бумаги. – Почерк отца, можете не сомневаться.
