Наша профессия. Странная фраза. Эдуард – наемный убийца, а я нет. Но почему-то у нас одна профессия. Не могу объяснить, но это так.
Эдуард улыбнулся чисто Эдуардовской улыбкой, рассчитанной на то, чтобы я встревожилась и стала подозрительной. И еще она значила, что он не задумал на мой счет ничего плохого – так, за поводок дергает. Конечно, он знал, что значит для меня эта улыбка, и мог специально так сейчас улыбнуться, чтобы усыпить мою бдительность. А может, он просто так улыбается. Я приписываю ему слишком сложные мысли, а это само по себе плохо. Эдуард прав, лучше всего я действую, когда подчиняюсь спинному мозгу, а высшую нервную деятельность отодвигаю на задний план. Не слишком хорошее правило на все случаи жизни, но для перестрелки лучше не надо.
– У нас перемирие, – напомнила я.
Он кивнул:
– Я сказал, что перемирие.
– Ты меня нервируешь.
Улыбка стала шире.
– Рад слышать, что ты все еще меня боишься. А то я уже начал удивляться.
– Ты перестаешь бояться монстров в тот день, когда они тебя убьют.
– А я монстр?
– Ты сам знаешь, кто ты, Эдуард.
Он сузил глаза.
– Ты назвала меня Эдуардом в присутствии Донны. Она ничего не сказала, но дальше будь внимательнее.
Я кивнула:
– Прошу прощения, я сразу себя на этом поймала, но поздно. Я и вполовину не умею так хорошо врать, как ты, Эдуард. К тому же Тед – уменьшительное от Эдуарда.
– Полное имя у меня в водительских правах – Теодор.
– Давай я тебя буду называть Тедди, тогда я запомню.
– Тедди подойдет, – сказал он спокойно.
– Тебя очень трудно дразнить, Э… Тед.
– Имена ничего не значат, Анита. Их очень легко менять.
– А Эдуард – это твое настоящее имя?
– Сейчас да.
Я покачала головой:
– А я действительно хотела бы знать.
– А зачем?
Он глядел на меня, и даже из-под темных очков ощущался напряженный интерес. Вопрос был не праздный. Вообще Эдуард не задает вопросов, на которые не хочет получить ответа.
– Затем, что за пять лет знакомства с тобой я не знаю даже твоего настоящего имени.
– Оно достаточно настоящее.
– Ну, меня как-то подмывает выпытать у тебя.
– Почему?
Я пожала плечами и убрала руку от пистолета, потому что он не был нужен, по крайней мере в эту минуту, сегодня. Но, убирая руку, я знала, что будут и другие дни, и впервые поняла, что не знаю, доживем ли мы оба до моего отъезда. И мне стало грустно и угрюмо.
– Может, чтобы узнать, какую выбивать надпись на надгробной плите, – ответила я.
Он засмеялся:
– Уверенность в себе – черта хорошая, самоуверенность – черта плохая.
Смех его затих, лицо с очками стало непроницаемым. Мне не надо было видеть его глаза – я и так знала, что они холодны и далеки, как зимнее небо.
Я отодвинулась от машины, опустив руки по швам.
– Послушай, Эдуард, Тед, как ты еще там называешься. Я приехала не для того, чтобы служить приманкой для монстров или же узнать, что ты крутишь роман с «мамулей года» из «нью эйдж». Это меня выбило из колеи, а такое состояние мне тоже не нравится. У нас перемирие до раскрытия дела, а потом?
– Потом посмотрим.
– Ты не можешь просто согласиться прекратить помолвку с Донной?
– Нет, – тихо и осторожно ответил он.
– А почему?
– У меня должна быть для нее достаточно веская причина, чтобы разбивать сердце ей и детям. Не забывай, что я провел с ними немало времени. Каково им будет, если я просто исчезну?
– По-моему, ее сын возражать не станет. Питер, кажется? Думаю, если Тед вдруг слиняет, он будет только рад.
Эдуард посмотрел в сторону.
– Питер – да, а Бекки? Уже два года я присутствую в ее жизни, а ей всего шесть. Донна доверяет мне забирать ее из школы. Раз в неделю я ее вожу на уроки танцев, чтобы Донне не пришлось закрывать магазин слишком рано.
Голос и лицо его не изменились, будто эти факты ничего не значили.
У меня плечи стянуло от гнева, бицепсы задергались. Я сжала руки в кулаки – просто чтобы куда-то их девать.
– Гад ты.
– Возможно, – ответил он, – но ты думай, о чем просишь, Анита. Просто так уйти – это может причинить еще больше вреда.
Я глядела на него, пытаясь проникнуть взглядом за эту невозмутимую маску.
– Ты не думал о том, чтобы рассказать Донне правду?
– Нет.
