Горничная закончила с уборкой, позвала в номер, из жары на открытом воздухе Полина переместилась в кондиционированную прохладу коридора. Ей выпало жить в секторе люкс-класса, только вот номер элитным не назовешь. Санузел обычный, стандарный, а площадь комнаты половинила шахта лифта, находящегося за стеной. Вместо шкафа — вешалка, вместо трюмо — полка под зеркалом, на тумбочке стоял маленький телевизор, который Полина едва не столкнула на пол, вкатывая в комнату чемодан.
— Здесь раньше прислуга жила, — вздохнула горничная, средних лет, измотанная работой женщина, худая, как злая судьба.
В ее грустной улыбке угадывалось и чувство вины, и сожаление, но вместе с тем и тихое, возможно, даже безотчетное злорадство.
— И что? — Полина посмотрела на нее с подозрением и обидой.
Она женщина мягкая, покладистая, но задевать ее самолюбие вовсе не обязательно. Глаза она выцарапывать не станет, но коготки показать может.
— Да нет, ничего, — заметно смутилась горничная. — Просто номер одиночный, и вы одна.
— Одиночной бывает камера, — нахмурилась Полина. — Тюремная.
— Извините.
Женщина поспешила ретироваться, и Полина мысленно поблагодарила ее за это. Хотелось побыть одной, прийти в чувство после долгого утомительного переезда, привыкнуть к новой обстановке. Ну и, конечно же, позвонить маме. Неплохо было бы «поблагодарить» ее за «чудесный» номер, но стоит ли портить настроение и ей, и себе?
За стеной послышался шум: включился электродвигатель и закрутились лебедки. Со своим первым гражданским мужем Полина жила у самого аэропорта, со вторым — у железной дороги, сначала ее доставал шум взлетающих над головой самолетов, затем — грохот проносящихся мимо поездов, теперь вот лифт, но это ненадолго, через две недели, если не раньше, от этого номера останется только воспоминание, хорошо, если приятное.
Полина распаковала чемодан, кое-как разложила вещи, заставила полку под зеркалом баллончиками, флакончиками, пузырьками. Возраст не волк, но приходится от него прятаться — за слоем косметики, который с каждым прожитым годом будет становиться все толще.
Разместилась, распаковалась, расфасовалась, села на кровать и застыла как статуя. В душ надо идти, а усталость, будто камень в ногах, не дает подняться. Душ принять, накраситься, надеть новый пляжный сарафан — и к морю. Но это нужно двигаться, шевелиться, когда так хочется прилечь. А разве ей кто-то запрещает зарыться головой в подушку?
Полина иронично усмехнулась. Да, сейчас она свободный человек — от всех и даже от самой себя. И жениха искать не хотела, отправляясь сюда, да и сейчас нет желания, значит, знакомство с морем вполне можно отложить до завтра. Но пляжным сарафаном она тем не менее обзавелась. И купальник у нее такой же новый. Значит, все-таки теплилось в ней курортное настроение, и сейчас даже не надо делать над собой усилие, достаточно просто расслабиться, и тлеющий уголек вспыхнет ярким пламенем.
И все же усилие она сделала, заставила себя подняться с кровати. Нужно было идти в душ, а ее понесло на балкон.
Номер урезанный, зато балкон полноценный, два кресла там и сушилка для белья. Правда, вид на море открывался с другой стороны здания. Если с общего балкона она могла видеть хотя бы тонкую полоску моря, то здесь ничего, кроме гор.
В обзор попадал и белеющий над морем каменистый утес, нужно было всего лишь повернуть голову влево. В этой же стороне находился и балкон соседнего номера — однокомнатного люкса.
Перегородка между лоджиями едва достигала уровня плеча, и Полина смогла увидеть самого соседа. Мужчина выходил на балкон пружинистой походкой энергичного человека. Немолодой, наверняка за сорок, но свежий, стройный, подтянутый. Правильные черты лица, высокий лоб, прямой тонкий нос, небольшой шрам на виске удлинял и без того роскошную правую бровь. В черных волосах едва заметно проблескивала благородно-серебряная седина. В глазах спокойствие и мудрость видавшего виды человека, только вот с Полиной мужчина повел себя не очень умно. Скользнул по ней оценивающим взглядом, но в лице не изменился. Не понравилась она ему, но вид сделал, будто вовсе не увидел ее. И пальцем крутнул перед носом: забыл что-то в номере, вспомнил, нужно вернуться. Обращался он при этом исключительно к самому себе, ведь Полина для него не существовала.
