Пирса ничуть не страшили какие-либо последствия в случае внезапного разоблачения и ареста. Он знал, на что шел, и представлял, какие опасности его подстерегают. Перебравшись в Америку, он занялся весьма рискованными делами, пытаясь тем самым хоть немного притупить в себе чувство вины за гибель Эммы и сломанную судьбу брата.
Обосновавшись в Бостоне, Пирс стал коммерческим партнером своего давнего и испытанного друга Натаниеля и начал вкладывать деньги в морские грузоперевозки. Он отдавал этому делу всю энергию, работал не покладая рук, постепенно увеличивая свой капитал, и вместе с тем проникался сочувствием к мятежным колонистам. Пирс не раз становился свидетелем различных проявлений протеста, слышал о несправедливом отношении к людям, встречался с представителями всех слоев общества, вступившими в борьбу за право самостоятельно распоряжаться собственной жизнью, и их устремления довольно быстро нашли отклик в его душе.
За время, проведенное в североамериканских колониях, Пирс обрел ощущение общности с этой землей и живущими здесь людьми. Их борьба стала и его борьбой, и он не сомневался в том, что поступает правильно.
Помимо того, о чем рассказал Натаниель, Пирса беспокоила также предстоящая встреча с Дэвидом, младшим братом. Братья, как говорится, находились по разные стороны баррикад.
– Пирс, тебе необходимо уехать, – снова стал убеждать друга Натаниель. – Ты мог бы отправиться куда-нибудь на Карибы. А я пущу слух, что твоего отъезда потребовали дела. Пересиди в укромном месте, пока они не начнут искать кого-нибудь другого.
– Я подумаю, – отозвался Пирс. – Но если даже я и исчезну, то не раньше, чем мы разделаемся с таможенным кораблем, с «Гаспи». Осталось подождать три дня.
Порция не знала, где окажется через год, даже через месяц, однако оставаться равнодушной к тому оживлению, что царило в Фэнл-Холле[3], не могла. В огромный зал набилось несколько сотен человек, представляющих различные слои общества. Здесь были адвокаты и учителя, торговцы и слуги, моряки и простые рабочие. Среди присутствующих были и женщины. Порция не в первый раз посещала подобные собрания, многие лица были ей знакомы, а кое-кого она знала и по именам. Все, кто приходил сюда, хотели одного – чтобы их голос был услышан, чтобы им позволили самостоятельно распоряжаться будущим земли, на которой они живут.
Здесь выдвигались самые разнообразные предложения, проводились голосования по поводу принятия того или иного решения. В зале стоял невообразимый шум. За девять месяцев Порции довелось услышать выступления многих ораторов, но самым лучшим из них был Сэм Адаме. Его призывы отличались такой четкостью и ясностью, что у собравшихся возникало желание немедленно приступить к действиям. Идея борьбы против общего врага объединяла тех жителей Бостона, которые приходили сюда.
Как и обычно, Порция направилась к выходу незадолго до окончания собрания, чтобы не быть замеченной во время традиционного обмена «любезностями» с солдатами, которые в дни проведения подобных мероприятий выстраивались вокруг Док-сквер.
– Мисс Эдвардс?! – раздался за спиной знакомый голос. – Не ожидал увидеть вас в таком месте в столь замечательный день.
– Сердце в груди у Порции гулко заколотилось. Обернувшись, она увидела Пирса.
– Это вы, мистер Пеннингтон?! – Порция понимала, что удивляться тут нечему: Пирс занимался морскими грузоперевозками, поэтому его интерес к подобным собраниям представлялся вполне естественным.
– Я был очень разочарован, получив утром вашу записку, – тихо произнес Пирс. – В которой вы сообщили об отмене сегодняшней встречи.
Порция принялась теребить тесемку сумочки. Вчера девушка долго размышляла о том, что может случиться, если она все же решится отправиться в дом Пеннингтона, и вспомнила предостережения Мэри. Порция представляла, что может предложить Пирс, ей даже хотелось это испытать, но она не могла себе позволить стать падшей женщиной. И утром написала Пирсу записку, в которой приносила свои извинения, а поскольку точного адреса не знала, подсунула ее под дверь конторы на пристани Лонг-Уорф.
