— Разве я давал команду двигаться куда-либо?
— Может, он хочет встать поудобнее? — пожал плечами оберфельдфебель, лениво покосившись в сторону «Phanomen»-а армейской модификации.
Расстрельный грузовичок вдруг завёлся, фыркнул сизым дымком и принялся валко перебираться через шлаковый бруствер колеи.
— Нет, не хочет, — помотал головой, будто отгоняя муху, Герман. — Я точно помню, что сказал ждать моих распоряжений. Значит, «хочет не хочет» — это полная чепуха.
Под скептическим взглядом Патрика он решительно зашагал в сторону грузовика. Впрочем, и Патрик через пару секунд непонимающе нахмурился.
Обычно грузовик с расстрельной командой неприметно стоял в сторонке, по возможности среди прочих. И только в последнюю минуту разворачивался задом перед шеренгой ликвидируемых, — чтобы видом готовящегося пулемётного расчета не производить излишнего волнения преждевременно. А тут заложил круг к высохшему озерцу и вот-вот задним бортом развернётся. А ведь толпа военнопленных ещё только начинает задаваться вопросами: «А какого чёрта их согнали в карьер, если никакого видимого фронта работ не видно? А почему их не разделяют, как водится, на команды? И отчего это их конвоиры, обычно толкавшиеся среди пленных, отслеживая ход работ и повзводную дисциплину, отошли в сторонку и курят, как будто им предстоит марш? Но где тогда походное снаряжение?»
Трудно сказать, насколько прояснила ситуацию длинная пулемётная очередь с «Phanomen»-а, разбросавшая коричневато-зелёные пятнистые фигурки конвоиров, вздыбившая красный туман шлака и вспугнувшая степного стервятника — рыжего копчика, дожидавшегося трапезы.
Все вопросы, что остались невыясненными, коротко, с подножки автомобиля, осветил капитан Новик. Так и сказал, дождавшись, когда Войткевич шуганёт ещё одной очередью любопытствующих «Hilfswillige», выбежавших на край карьера с традиционно поднятыми руками:
— Митинг будет короткий, товарищи! Я капитан Красной армии Новик. Сейчас мы захватим здесь важный объект, на котором вы работали. Всем, кто присоединится к нам, гарантирую своё ходатайство перед особым отделом! Лейтенант, поведёте людей верхом! — крикнул он.
— Кто может повести тачанку? — выскочив из кузова, кивнул на полуторку Яков. — А ты на пулемёт! — оценил он проворство какого-то малого с калмыцким разрезом глаз, который уже, сунув под мышку «шмайссер», облизывал сбитый в кровь кулак.
— Майор Хабибуллин, — коротко представился «малый».
— Всё-таки под моим командованием, товарищ майор, — козырнул Яков.
— Да на здоровье…
Приглашение вооружаться было уже излишним. Тех СС-штурманов, кто по неосторожности бросился от пулевых фонтанчиков в сторону пленных, уже и так разоружили, — далеко не каждый из конвойного взвода успел сообразить, что к чему, после того как «сошёл с ума пулемётчик Вальтер». А какое ещё объяснение могло быть происходящему?
За ходатайством об амнистии в лице советского капитана подалось не менее трёх десятков пленных. Остальные, понадеявшись на частную удачу, бросились кто в сторону каменоломен — о чём мечталось ещё со времен лагерных слухов на Колонке, кто в сторону моря. Не будь дураками, догадались по далёкой канонаде и озабоченным физиономиям немцев, что «наконец-то!»
Определились, кто куда и с кем, за секунды.
— Я пошёл, — кивнул Новик в сторону торчавших неподалёку труб метрового диаметра. — Думаю, вы успеете выманить немцев на поверхность, а там, внизу, глядишь — Эмиль встретит.
— На «глядишь» не надейся, — вмешался майор-калмык, уже перепоручивший пулемёт кому-то из своих товарищей. — Там ещё до взвода фрицев наберётся. Вот, возьми в подмогу…
Хабибуллин подтолкнул к Александру двоих парней, матёрость которых не могла стереть ни потасканность плена, ни полуголодное отчаяние: взгляд твёрдый, движения уверенные и с достоинством. Нервы в кулаке, — сразу видно, таких поворотов в биографии хватило бы иному на две жизни вперёд.
Короткий доклад только подтвердил первое впечатление.
— Старшина Крепов, танковый десант, — чётко приложился ладонью к пилотке без звёздочки первый. — Сталинградский фронт.
— Первая школа баянистов Второй Украинской филармонии
