Очнулся я от невероятного дикого крика. Рядом никого не было. Буквально впрыгнув в джинсы, я босиком бросился из спальни на звук непрекращающихся рыданий. В гостиной, в кресле у огромного экрана телевизора я увидел Ангелину с искаженным от страха лицом, сжавшуюся в комок. Все ее лицо было в слезах и размазанной туши с ресниц. Руками она зажимала уши.
— Что?! Что случилось?! — заорал я, сам не свой от нахлынувшего безумного страха за нее, не понимая, что происходит.
— Они!.. Они их убили! — кричала, захлебываясь в рыданиях, Лина.
— Кого — их? — Я почувствовал, как короткий ежик волос на моей голове зашевелился. — Кого, к-кого? — повторил я, заикаясь, но почти зная ответ.
— Дядю Рому и Павлика…
— Не может быть, — поневоле вырвалась у меня беззащитная глупая фраза.
Но Лина только показывала на экран. Диктор бесстрастным тоном вещал: «По предварительной версии, это вновь начатый передел собственности криминальных структур. На выезде из Москвы, за кольцевой автомобильной дорогой, расстреляна иномарка с двумя мужчинами. Водитель с пулевыми ранениями в критическом состоянии отправлен в ближайшую больницу. Он выпал или сумел выпрыгнуть из отлетевшего далеко на обочину автомобиля. Пассажир скончался на месте. Пожарные, приехавшие быстро, потушили автомобиль». На заднем плане, за диктором продолжала дымиться уже не сиреневая «акура». В машину «скорой помощи» грузили носилки с накрытым белой простыней телом. «Видимо, пристегнутый ремнем безопасности, пассажир потерял сознание и в дыму задохнулся, если, конечно, не был поражен одной из пуль, выпущенных из автомата Калашникова», — продолжал рассуждать репортер. В очередной раз назвав имена и фамилии потерпевших и сообщив их возраст, ведущие перешли к следующей информации.
Я выключил телевизор. Обняв Ангелину, гладил по голове и плечам, пытаясь как-то успокоить — получалось неловко. Думал я в это время совершенно о другом — о том, что оказался с ней в одной лодке, которая неслась к стремнине водопада… Только благодаря случаю я находился сейчас здесь, а не на операционном столе вместо Павла. Вообще-то неизвестно, кому из нас повезло больше… Вслух я произнес, что вряд ли смог бы раненый так «катапультироваться» из машины, как Паша, — я ведь не служил в десанте.
— Зато ты более опытен и внимателен, как водитель, — возразила Лина. — Может быть, удрал бы от них, как в прошлый раз, тем более не на «Жигулях»…
— Может, и так. Только от тридцати пуль «Калашникова» вряд ли можно скрыться или удрать, — тихо сказал я ей.
И уж точно у меня ничего бы тогда не произошло с Линой… Боже, Боже, чудны воистину дела Твои!
Я продолжал успокаивать плачущую Лину, говоря какие-то ласковые, добрые слова, и в это время зазвонил телефон. Чисто машинально взяв трубку, я услышал чей-то знакомый голос:
— Слава, это ты?
— Да, я. А кто вы?
— Алекс, отец Ангелины. Срочно уезжайте из Завидова! Ты на машине?
— Нет, она в мастерской осталась.
— Берите любую попутку и срочно возвращайтесь в Москву. Я звоню с госпитального таксофона. Передай трубку Лине.
Я выполнил его просьбу и услышал:
— Да, папа, — и рыдания вновь разразились… — Хорошо, я уже не плачу, — ответила она, вытирая покрасневшие глаза. — Хорошо, возьму самое необходимое. Ладно…
Затем, растерянно повернувшись ко мне, произнесла:
— Разъединили.
— Да нет, это автомат — жетон обычно на три минуты рассчитан. Что он тебе сказал?
— Срочно собираться и уезжать в Москву, здесь небезопасно. Он позже еще позвонит. И еще сказал, что может ходить, но из госпиталя не отпускают пока.
«Да уж, — подумал я, — с трубкой в боку прогулки до туалета и обратно, хотя туалет у него в палате наверняка есть». Но вслух ничего не сказал.
Уже через пятнадцать минут с одной небольшой, но увесистой сумкой мы спешили через лесок к автостраде Питер — Москва. «Вот тебе и шашлыки на даче, и больничный, будь он неладен», — лезли мне в голову сумбурные мысли. В сумку, кроме самых необходимых вещей, я бросил кое-какие продукты из купленных вчера в супермаркете. Я держал Лину за руку и быстрым шагом поспешил на звук шумевшей невдалеке скоростной магистрали. Лина еле успевала за мной. Ремень сумки врезался в плечо. Погони никакой не было, но что-то гнало нас на новом повороте судьбы, и это что-то было осязаемой опасностью, толкавшей нас в спину…
