При тусклом свете жировика из медвежьего сала люди отогревались здесь душой. Без баб, без спиртного им не было скучно.
Виктор Гусев учился всему, что ему нравилось. Наловчился в землянках печки делать из железных бочек. Теперь люди в тепле зажили, в благости. Потом приноровился из плывуна забавные игрушки детям вырезать. За все, что брался — получалось у человека. Но и его не обходило горе. В ту первую зиму на новом месте Силантий учил сына своему знахарскому делу. Вдвоем они приняли первые роды у ссыльной, уже немолодой бабы. Потом лечили детей и старух от насморков и поносов. Стариков от радикулитов и подагры.
Виктор запоминал быстро всякую траву, каждый цветок и корень. Для лечения все шло в ход. Даже морская вода. Ею полоскали горло от ангин, изгоняли соль из тела. Ею промывали глаза от слепоты. И даже серый морской песок, прогретый на куске жести, прогонял простуду из людей.
Председатель поссовета, наведавшийся к ссыльным глубокой осенью, изумился четкому распорядку в земляночном селе. Поразило его и то, что здесь никто не сидел без дела. Все были чем-то заняты. Мужчины заготавливали на зиму плывун. Старики плели сети из обрывков, выброшенных морем. Старухи плели маты из морской капусты. Дети ковырялись в приливном мусоре, вытаскивая из него все полезное, что могло послужить в землянке.
Аккуратной кучкой сложены ракушки на кухне. Из них женщины научились готовить неплохое блюдо. Выварят устрицу, а саму ракушку под мыльницу иль пепельницу приспособят.
Малышня таскает из моря крабов, их мужчины любят. Вот и стараются бабы сделать еду разнообразной. За пять километров в лес ходят. Приносят бруснику, клюкву. Компоты варят из поздних ягод. И даже его — председателя, угостили. Не отказался. А и впрямь недурно. Отведал гребешков, зажаренных в медвежьем сале. Не поверилось, что из ракушек взято, из моллюсков приготовлено. Напомнили они ему вкус грибов. А бабы смеются, мол, не грибы?
Михаил Иванович Волков долго присматривался к ссыльным. Не решался поручать им работу, которую выполнял свободный люд. А что как испортят, навредят? Какой с них спрос? Не зря же все, как один, сосланы сюда с клеймом врага народа. Они ничем не рискуют. Дальше Камчатки ссылать их некуда. А он свободу вмиг потеряет. И не только ее, а и должность, и семью. Но держать без дела столько людей не хотелось. Да и сами ссыльные требовали заработок, твердый кусок хлеба. Но где взять такую работу, какую можно доверить без опаски? И Волков мучился. Он был подозрительным, недоверчивым человеком. Но кормить даром прорву ссыльных ему тоже не хотелось.
Председателем поссовета он стал совсем недавно. Знал, что выше этой должности ему не подняться. Грамотешки недоставало. А учиться было поздновато. Вот и держался за то, что имел. Ссыльные не доверяли ему, и Волкова не уважали. И хотя он считался лицом гражданским — от энкэвэдэшников почти ничем не отличался. Он был любопытен и груб до наглости. Мужики нередко отвечали ему тем же. А ссыльные бабы относились к нему по-разному. Зная его любовь к вкусной еде, кормили. А потом, сытого, подобревшего, легко уговаривали привезти им лишний мешок сахару, жиров, макаронов, крупы и хлеба. Свои обещания он выполнял.
Вот так и Дуняшка Гусева, угостив Волкова клюквенным вареньем, упросила привезти для детей на зиму теплую одежонку, да телогрейки для отца и мужа.
Михаил Иванович согласился. Привез через пару дней. Но обновы не принесли в семью радости. На Дуняшку стали смотреть с опаской. Даже дома свои охладели к ней. Никто не примерил вещи. Будто не видели их. Муж перестал говорить ей добрые слова. А старый Силантий словно не замечал невестку.
И только бабы относились к ней по-прежнему. Заметив однажды слезы на глазах, поняли в чем дело. И решили поговорить начистоту.
— Хватит дурой прикидываться, будто не соображаешь, что стряслось. Ну ладно, харчи. Их мы у Волкова для всех нас просим. И для старых и для малых. И то, гад, кочевряжится. Уламывать его приходится. А тебе без труда уломать привелось. Не для общины. Хотя такие, как он, виноваты, что все мы здесь оказались.
