Быстрее и глубже трахая, оставляя восхитительным образом синяки, которые, определенною, завтра будут болеть. Мне плевать на последствия, водоворот чувств в моём теле требует освобождения. Безрассудная жестокость, с которой он заявляет о своей нарастающей необходимости во мне, наводняет мои вены наркотическим опьянением от желания.
Цвета более яркие, чем я когда-либо видела открытыми глазами, взрываются перед моим внутренним взором, когда другой оргазм накрывает меня. Моя киска сокращается вокруг его длины, когда его искусные пальцы присоединяются к агрессивному проникновению, вторя его члену, они протирают твердую небольшую измученную жемчужину сверхчувствительной плоти, которая уже находится в припухшем состоянии, спрятавшись в складочках киски.
Это уже слишком. Я не могу больше терпеть. Мой мозг словно пребывает в состоянии короткого замыкания, несмотря на крик моего тела:
— Да, больше. Да, ещё.
С одним последним зверским толчком мой ранее молчаливый муж ревёт моё имя, наполняя меня своим семенем.
Его тяжелый вес опускается на мою спину, больно прижимая мои связанные руки к коже, но мне всё равно. Это чувствуется правильно.
Его пот, покрывающий грудь, стекает на мою кожу, его член дергается глубоко внутри моей использованной киски, и его затрудненные вздохи вжимают меня всё глубже в скамью, ограничивающую мои движения. Это всё чувствуется таким правильным.
Слишком быстро он отстраняется, спешно освобождая меня от веревок на руках, мои конечности восстанавливают свою чувствительность с болезненным покалыванием, которое он успокаивает глубоким массированием, уговаривая мою плоть успокоиться, а боль утихнуть.
Позаботившись обо мне, Коул подхватывает меня на руки и несёт в кровать, снимая мою повязку и смахивая в сторону оставшуюся влажность на моих щеках.
— Вот ты где, принцесса, — его слова, нежный способ заботы обо мне — способ Коула произносить те вещи, которые никогда не будут произнесены. Вещи, которые он не способен озвучить, или, возможно, даже почувствовать. Слова и любовные банальности, которые большинство жён будут ежедневно ожидать, особенно после секса, — отсутствуют. У меня нет необходимости слышать их, я не нуждаюсь в устном подтверждении, поскольку я вижу их. Я вижу все вещи, которые он не может сказать. Фиолетовый в его ауре затмил похоть, смешиваясь с его тьмой в красивых облаках, которые более драгоценны для меня, чем любые слова. Спорим, ему даже не известно, как глубоко его обуяли чувства, или как много я стала значить для него.
Два месяца назад мы родились заново.
Он утонул ради меня.
Он отдал свою жизнь за меня.
Слова кажутся бессмысленными, учитывая эту жертву.
По требованию Люка, Коул и я исчезли. Наши безжизненные тела были восстановлены и транспортированы в убежище. Я понятия не имею, где мы, но мы не одни.
Анна — экономка «Хантер Лоджа», также здесь, с нами, исполняя любую нашу прихоть. Видите ли, мой муж — это не только монстр, но и спаситель.
Вместе с Анной Саймон — юный мальчик, которого я встретила месяцы назад в мои первые дни жизни с Хантерами.
Саймон — протеже Коула. Более того, он один из множества детей, которых братья Хантер спасли от жизни в ужасе, помогая им, руководя ими, обучая их и делая всё от них зависящее, чтобы собрать их разбитые жизни воедино. Также в убежище некоторые из оставшихся в живых после резни в «Крэйвен Холле». Те, у кого нет семей, чтобы возвратиться к ним, те, с кем Анна проводит всё своё время, пытаясь заштопать некоторые полученные раны. Эмоциональные раны, которые команда докторов Коула не смогла исправить швами и медикаментами.
Она — удивительная женщина, и, как оказалось, бала лучшей подругой детства Мелинды Хантер, превратившаяся затем в личного ассистента. Связь, из-за которой отец Коула позволил ей остаться. Даже когда его душа опустилась на самое дно адской преисподней, он держал её около своих сыновей в качестве замены. Она также почувствовала на себе гнев вражды Крэйвен — Хантер и носила шрамы, доказывающие это. Сила её духа доказана отказом уйти. Она, возможно, не смогла уберечь Коула и Люка от их ужасающего детства, но она была одной из их точек спасения от ужасов, которые они вынесли. И, насколько ей удавалось, она заботилась о них как о своих собственных детях.
