Затем выпотрошу его и заставлю её смотреть.
Я отдам ей его уши в качестве трофея, чтобы одно она могла носить на шее, как памятный сувенир.
Кем бы он ни был, он никогда больше не будет тем человеком, к которому она снова сможет обратиться.
Единственный мужчина, который услышит её мольбы, — я.
9
— Раздевайся.
Одно слово.
Приказ.
Команда.
Выдавленная через сжатые зубы.
Он достаточно близко, чтобы прикоснуться, но недостаточно близко для меня, чтобы почувствовать жар его тела, и мне холодно, так холодно. Мысли об обнажении и отсутствии каких-либо барьеров между нами замораживают меня ещё больше.
— Раздевайся, или я сорву его с тебя.
Его слова — не угроза. Это обещание.
На шатких ногах я медленно поворачиваюсь и выставляю ему мою спину. Я кладу свои ладони на дверь, чтобы выпрямиться, и смотрю на него через плечо, не встречаясь глазами.
— Я не могу дотянуться до пуговиц.
Мой язык сух, пока я вынуждаю слова покинуть моё опухшее горло. Тревога перекрывает моё горло и блокирует воздух, делая мой естественно хриплый голос ещё более скрежещущим.
Его пристальный взгляд оставляет моё лицо и следует за рядом крошечных, покрытых тканью пуговиц, которые формируют линию вдоль моего позвоночника.
Коул ступает вперед и сокращает пространство между нами, его горячее дыхание щекочет мой затылок, а твердое тело накрывает меня.
Я ожидаю, что он сорвет платье с моего тела, того, чего я точно не ожидаю от него, — медленного, почти почтительного расстёгивания пуговицы за пуговицей. Подушечки его пальцев дотрагиваются до моей такой чувствительной кожи, оставляя след из мурашек на своём пути.
Когда последняя пуговка расстёгнута, он пробегает руками по обнаженной коже моей спины к плечам, затем мягко раскрывает ткань, чтобы распахнуть в разные стороны, пока платье не падает до талии и не задерживается на моих бедрах.
Я полностью выставлена его взгляду до талии, на мне нет даже деликатных крох женского белья, чтобы защитить мою скромность, поскольку платье из слишком тонкой ткани и не позволило мне надеть бюстгальтер.
Закрыв глаза, я ощущаю каждый его вздох, как он выдыхает на мою кожу, словно вспыхивающая молния моих чувств, и я жду его следующий шаг.
Я знаю, что его мягкость не продлиться долго, знаю, что он скоро возьмет то, что является его, и сделает это без доброты, без любви и без заботы о теле, которое он осквернит, или о душе, которую он уничтожит.
— Раздевайся.
Жар его тела оставляет меня, когда он на один единственный шаг отступает в сторону.
Я опускаю свои дрожащие руки и захватываю ткань по бокам.
— Остановись.
Моё тело дрожит, нервы предают меня, когда я дрожу от его команды.
— Повернись.
Я закрываю глаза и зажимаю своё платье в руках сильнее. Если бы я только могла отступить в свою голову, я была бы способна действовать на автопилоте. Я могла бы быть только наблюдателем этой ситуации, а не непосредственным участником происходящего, но мой разум недостаточно спокоен, чтобы отправить меня в небытие, которое так и останется недосягаемым.
— Повернись.
Его терпение иссякает. Я знаю, что должна сделать это, чтобы удержать некоторый контроль и не дать ему сделать это за меня.
Я выпрямляю колени и на неустойчивых ногах, медленно поворачиваюсь лицом к нему.
Я отказываюсь склонить голову в знак подчинения, так что я смотрю прямо в его ледяные голубые глаза.
Он не смотрит на мои обнаженные груди, его пристальный взгляд сталкивается с моим.
— Теперь раздевайся.
Мое горло отчаянно сжимается, когда я сглатываю. Мускулы отказываются подчиняться, тело деревенеет от страха, но также под всеми этими чувствами скрыта нужда.
Я хочу повиноваться этому мужчине. Мне необходимо потакать ему, и не только потому, что я боюсь его гнева, но и потому, что он, так или иначе, привязал меня к себе.
Каким-то больным и извращенным способом я жажду его одобрения. Ещё больше я жажду его прикосновений, будь они мягкими или суровыми.
«Пожалуйста, прикоснись ко мне».
Дрожь в моих руках прекращается, мой пристальный взгляд не дрогнул, когда я собираю ткань на бедрах и спускаю её вниз, пока она не становиться лужицей у моих ног.
